"Джеймс Келман. До чего ж оно все запоздало " - читать интересную книгу автора

Деваться-то Сэмми некуда; он давится, норовя вдохнуть, ан не
получается; пытается отползти, да только руки-ноги не слушаются, и тут
фараон отступает, вытирает тылом ладони рот; ага, вот и второй прибежал; они
поднимают его на ноги, заволакивают в первый попавшийся подъезд, старый дом
рядом с мебельным магазином. Он чувствует, как их трясет, просто трясет, до
того они, мать их в лоб, обозлились, их только двое, это неплохо, черт-те
что, друг, думает Сэмми, да все равно ведь уделали они его, уделали,
вырваться он не может, ни хрена не может, они его поимели, поимели на хер,
эти двое, одна рука на загривке, другая вцепилась в левое запястье, а второй
фараон заломил ему правую руку хрен знает куда, за спину, больно же, мать
вашу так, того и гляди выломает, друг, плечо уже прямо в ребра уперлось; так
они еще и пыхтят, отдуваются, вдох-выдох. И сворачивают к черному ходу. Но
тут лучше занавес опустить, нет смысла и дальше продолжать эту скорбную
повесть.
После того как фараоны с ним разобрались, Сэмми запихали в патрульную
машину, защелкнули наручники. Жуткое положение, беспросветное. Дело
привычное, привычное дело, так он себе думал, такие слова бухали в его
голове, дело привычное. Потом затиснули в сучий куток, но и это, в общем,
знакомо.
Когда он очнулся в первый раз, ему показалось, что он, на хер, умер. Не
понимал он, куда, в жопу, попал. Огляделся - лежит на полу, воняет тут
каким-то дерьмом, будто оно прямо в ноздри набилось, подбородок весь мокрый
и вокруг рта тоже мокредь, словно он обсопливился, может, и кровь, хер знает
что, друг, а больно-то как.
Вертухай, вон он, пожалуйста, надзирает. Самый что ни на есть вертухай,
не ошибешься.
Но ребра, е-мое, и спина! Исусе-христе, каждый вздох - чистый кошмар.
Он лежит на боку, на шконке. Как это он на нее взобрался? Ты подумай,
встал, наверное, смог все-таки! Тут и одеяло имеется, Сэмми вцепился в него,
потянул, не поддается, застряло, под ним застряло, блин, под его телом, он
закрыл глаза. А когда снова очухался, дышать стало еще труднее, но это уж
легкие, вот где болело, не в ребрах. Полежал немного, мелко попыхивая, не
шевелясь, пока щека не заныла, потом перекатился на живот. Опять вертухай.
Сэмми показалось, будто он видит глаз в темноте. Хотя нет, свет-то дневной.
Это он в потолок глядит, краска потрескалась, получились картинки. Не тепло,
однако. Нехорошо. Раньше было лучше. Есть вещи, которые не в его власти.
Есть которые в его, а есть которые не в его, ну, сам виноват, распустился.
Трещины смахивают на карту. Чужая страна. Реки, леса. Леса и реки. Что
бы это за страна такая была? Хорошая страна, счастливая, хорошая такая
страна.
Спустя какое-то время он встал, добрел до стены, вернулся, и все гадал
по дороге, какой нынче день, потому как с Элен у него получается полное
дерьмо, очень может быть, друг, что она тебя и в дверь-то больше не пустит.
А манатки выставит в коридор. Доберется он до дому и увидит, как они там
валяются, кучей. Старушка Элен, друг, что тут поделаешь.
Исусе-христе, бедная старая спина, она его со свету сживет, особенно
поясница. Да и ноги тоже, в бедрах, под коленками, но хуже всего ребра, с
ребрами вообще звездец.
Опять вертухай, тот же самый глаз; видать, в две смены горбатится.
Сэмми принимается фантазировать: парню его жалко; я и твой брат, мы с ним