"Евангелие от Сына Божия" - читать интересную книгу автора (Мейлер Норман)42Во сне мне было предсказано, что третий мой день в Иерусалиме придется на начало Песаха. В этот день меня и схватят римляне. Поэтому утром третьего дня ноги мои отяжелели. Я не мог подняться. Глаза болели от всего виденного, уши — от всего слышанного. Грудь теснило от скопления нечистого духа. Толпы, тучи людей соберутся сейчас, чтобы сопровождать меня в Иерусалим, — больше, чем в первый день, больше, чем во второй. А я не готов. Я спрашивал себя: быть может, Богу угодно, чтобы я покинул этот город и снова отправился проповедовать в Галилею? Как красиво отражается солнце в водах Галилейского моря… Верно, жарко спорили в ту ночь священники Большого храма. И что решили? Схватить меня? Но сегодня праздник Песаха. Священники не станут затевать ничего, что могло бы вызвать бунт среди еврейского населения, они побоятся рассердить римлян. Если в городе начнутся беспорядки, священникам несдобровать. Они не знали, что делать. Я был в этом уверен. Впрочем, я тоже не знал, что делать. В то утро я не мог заставить себя подняться с постели и отправиться в Храм. Если осмотрительность дается нам Богом, а страх дьяволом, отличить одно от другого не всегда просто. Во всяком случае, обыкновенному человеку. В то утро я уже не был Божьим Сыном, я был простым человеком. Глас Божий почти стих в моих ушах, а в сердце поселился низкий страх. К полудню вокруг моего ложа собрались ученики. — Куда бы нам пойти, — спросили они, — чтобы всем вместе сесть за стол в честь Песаха? Наконец я смог начать действовать. — Пускай двое из вас пойдут в город и, встретив человека с кувшином воды, последуют за ним. Проводите его до самого дома и скажите: «Наш учитель просит о гостеприимстве. Он хотел бы сесть здесь за праздничный стол вместе с учениками». Этот добрый хозяин покажет вам просторную комнату в верхних покоях, обставленную для гостей. Приготовьте ее к нашему приходу. Эта картина представилась мне так отчетливо, словно ее явил сам Бог. И действительно, ученики мои вскоре нашли такого человека. Все вышло, как я предсказал. И они приготовили праздничную трапезу. Вечером, в темноте, я пришел в этот дом с апостолами, и мы сели за стол. Я молчал, покуда не взял в руки пресный хлеб. Затем, благословив его, преломил и дал по куску всем сподвижникам. И тут же вспомнил, как когда-то в пустыне накормил пятью хлебами пятьсот человек. В тот час я испытал чудо Господней милости. А сейчас сказал: «Ешьте меня, этот хлеб — плоть моя». И это было правдой. После смерти наша плоть возвращается в землю, а из земли всходит хлебный колос. Я — Сын Божий. Я есть в каждом колосе. Я взял чашу, вознес хвалу Господу и, разливая вино, стал вспоминать другие вечери, когда мы пили вот так же, все вместе, и души наши сливались, и сокрытое становилось явным. Сейчас тоже многое прояснилось. Вино сделало меня ближе к Отцу, заставило взглянуть на него, как на великого царя. На самом деле до этих кратких минут я боялся Его куда больше, чем любил. Теперь же я проникся Его трудами. Он так стремился упорядочить хаос, который учинил на земле наш народ. Как упорно Он трудился, как часто гневался и отправлял нас в изгнание за наши грехи. Но даже разметав нас по миру, Он снова собрал свой народ воедино. Как ни портили мы творение Божье, Он всегда готов был нас простить. Вправе ли я за этим столом сказать двенадцати моим друзьям, что Бог придет, причем совсем скоро, чтобы спасти нас всех? Нет, я не смел вселять в них такую надежду. Поскольку знал: мы, дети Израиля, — народ грешный и рассеянный по миру, и мы наверняка предпочтем не спасение, а суд. Потому что в самонадеянности своей полагаем, что суд этот нас помилует. Как верный клятве, но усталый солдат, я прошептал: — Господи, помоги моему неверию. А передавая ученикам вино, сказал вслух: — Это кровь моя, она проливается за вас и за многих. Я пригубил горечь винограда, раздавленного в вино, и сказал: — Я не стану пить вина, пока не смогу испить его в Царстве Божием. — Царство Божие казалось совсем близким. Мои апостолы стали переглядываться и перешептываться. — Как может пророк дать нам в пищу свою плоть? Как напоит нас своей кровью? Я сказал: — Покуда не отведаете плоти Сына Человеческого и не напьетесь крови его, не будет в вас жизни. А тот, кто ест мое тело и пьет мою кровь, обретет вечную жизнь. Я воскрешу его в день последний. Он останется во мне, а я — в нем. Поднялся ропот. Раздался голос Иуды: Такое учение трудно принять. Кто может слушать это? Разве не вас я избрал? Разве не вы — мои двенадцать? — ответил я, а потом, как ни сдерживался, все же добавил: — И разве нет среди этих двенадцати дьявола? — Я произнес это вполне уверенно. Я знал, как безгранична сейчас Господня скорбь. — Один из вас предаст меня. Горе ему. Лучше б он вовсе не родился на свет. Я знал: тот, о ком говорю, близок мне, близок, как мои собственные грехи, как моя безмерная усталость. Мне было его жаль. Предав меня, он будет страдать, и страдания его будут больше моих. Однако от таких размышлений сил у меня прибавилось. Исполнившись милосердия, я всегда становился сильнее. Я поднялся из-за стола, снял и сложил свои одежды, перепоясался полотенцем, налил воды в таз и начал омывать ноги ученикам. Когда дошла очередь до Петра, он сказал: Неужели ты омоешь мне ноги? Я не допущу этого вовек. Если я не омою их, тебе не быть вместе со мною, — ответил я. Тогда омой не только ноги, — попросил Петр, — но и руки, и голову. У одних учеников ноги были чисты, у других — в зловонной иерусалимской грязи, но я знал, у кого они крепки и надежны, а у кого готовы в страхе пуститься в бегство. Закончив омовение, я произнес: — Впредь омывайте друг другу ноги, как сделал сегодня я. Про себя же я думал: «Один из вас предаст меня». Наверно, я даже произнес это вслух, потому что Симон-Петр спросил: Господи, кто же? Тот, для кого обмакну хлеб в вино, — ответил я. И вскоре, склонив голову над чашей с вином, я обмакнул хлеб и передал его Иуде Искариоту. Взгляды наши встретились. Мы многое вспомнили в этот миг. Главное же — разговор наш перед походом в Иерусалим. В темных глазах Иуды сверкнула показная преданность: так смотрят, когда хотят скрыть свои истинные чувства. Но я принялся уговаривать сам себя, что ошибся, что Иуда все-таки предан мне по-настоящему. Ах, как мне хотелось в это верить! Вера без веры — мне было ведомо это чувство. Поэтому я сказал Иуде: — То, что сделаешь, сделай скорее. Я знал и не знал одновременно, ибо очень его любил. И я произнес это очень тихо: никто из сидевших за столом ничего не понял, ученики могли подумать, что я отправляю его с поручением и благословляю на прощанье. Я стиснул его плечо. И он вышел. В черную-черную ночь. Я был взволнован, точно снова готовился ступать по водам Галилейского моря. Я произнес: Даю вам новую заповедь: любите друг друга, как любил вас я. По одному этому люди поймут, что вы — мои ученики. Потому что скоро уйду туда, куда вы не сможете за мной последовать. Господи, куда ты пойдешь? — спросил Петр. Вы не можете идти за мною сейчас. Только потом, после. Господи, позволь мне пойти сейчас, — взмолился Петр. — Я отдам за тебя жизнь. Я готов идти за тобой в темницу и на смерть. — Он клялся и верил своим клятвам. Он был уверен, что не предаст меня никогда. Что ж, даже лучшие воины, любуясь своими подвигами, проникаются верой в собственное величие. На самом деле они не так уж велики и славны. Но они не ведают этого в слепоте своей. Я произнес: Скажу тебе правду: не успеет еще и петух пропеть, как ты трижды отречешься от меня. Не отрекусь! — с горячностью вос кликнул Петр. — Никогда. Остальные повторили его клятвы. — Есть у нас мечи? — спросил я |
||
|