"Сергей Казменко. Знак дракона" - читать интересную книгу автора

притащишься в ночлежку - а тут тебе и похлебка горячая, и чарочка, и огонь
в очаге, и можно весь долгий вечер сидеть и разговаривать и ни о чем не
заботиться. Что толку в заботах? Заботься не заботься, а завтра все равно
придет и окажется совсем не таким, какого ты ждал. Надо жить сегодня - так
я считаю.
И вообще, уж если ты живешь, так нечего ныть да хныкать. Живи, другим
жить не мешай и радуйся, что не помер пока. Я вот уже тридцать два года,
как мог бы в могиле лежать, - а вот жив, хожу, ем да пью. Да ты любого из
тех, кого в тот день на Капласе порубили, спроси, что им больше по душе -
в могиле лежать или вот, как я, жить, - никто мою жизнь на могилу не
променяет. Даже Будар, маршал наш, и тот, я думаю, на могилу не согласился
бы. Что ему теперь толку во всех его богатствах, в милостях герцогских,
если он уж больше тридцати лет, как в земле лежит? А я вот пока живу.
То-то же.
Вообще люди чем лучше живут, тем злее становятся. Это уж точно. Вот
я, к примеру, никого не обижу, хоть и не имею почти ничего. Помру -
схоронить даже не на что. А этот толстяк, что на меня наорал, небось
каждый день по четыре раза пузо свое набивает. Так ему жалко мне медный
грош подать, прямо перекосило всего, будто я к нему в кошелек залез.
Разобрало его. Небось, жди его дома шесть голодных малышей да жена
больная, и то так не жадничал бы.
Но вообще-то сегодня подавали хорошо, жаловаться грех. Люди всегда
как какое беспокойство почувствуют, так сразу же начинают подавать лучше.
Уж я-то знаю. А тут как раз знамения, да камаргосы повсюду рыщут, да
какие-то бандиты появились, прохожих по ночам режут - вот и развязываются
кошельки-то сами собой. Честное слово, вот наступят снова тяжелые времена,
сам начну на стенах знаки дракона рисовать.
А вообще - страшно. Что-то такое тревожное в воздухе висит, гнет
какой-то, как перед грозой. И спокойно вроде все вокруг, а вот-вот
загремит. Шесть лет назад так же вот было, а потом как началась
заваруха... На улице тогда страшно показаться было, ни за что пропасть
было очень даже просто. В такое время ведь не разбирают особенно, прав ты
или виноват. Хватают всех подряд - и на виселицу. Чует мое сердце, то же
самое скоро начнется. Тут бы лучше куда подальше укрыться, да куда же
нашему-то брату, нищему, податься? В деревнях, говорят, снова недород, там
своих голодных хватает, а в городе одна надежда пропитание найти - все
время на людях быть. Только и остается, что не высовываться, не говорить
лишнего, держаться от беды подальше. А то, глядишь, получится, как утром с
этим беднягой, что перед ратушей кричал. Видел я, как его стражники-то
схватили, и минуты он поговорить не сумел. Да ему-то мало радости, что к
стражникам попал, по такому делу его все равно к камаргосам заберут. Это
если бы, скажем, он украл что или убил кого-нибудь, тогда, конечно, мог бы
радоваться, что стража рядом оказалась. Судили бы его все-таки, может,
даже и не повесили бы. А уж раз к камаргосам попадет - все, крест можно
ставить. Мне-то, конечно, камаргосов бояться нечего, я человек маленький,
ничего лишнего не говорю, ничего противозаконного поделаю, за герцога
нашего как-никак пострадал, а все равно страшно.
Тут меня толкнул кто-то, я даже чуть не упал. Оборачиваюсь - женщина
молодая. Вот ведь народ, чуть старика в канаву не столкнула и даже не
обернулась. Тьфу! Из переулка она выскочила, что к башне ведет, а я так