"Сергей Казменко. Страшные сказки" - читать интересную книгу автора

они, как бежит время, как все длиннее становятся тени и все ниже
опускается солнце...
Наконец, когда солнце скрывалось за Горой, и возвращались с охоты и с
огородов взрослые, вождь племени выходил на площадь и звал сказочника к
себе в хижину разделить с ним ужин. Сказочник садился напротив вождя и ел
обычную скромную пищу, запивая ее обычным отваром из корней гаки, и никому
не приходило в голову предложить ему что-то лучшее, приготовить в этот
день праздничное пиршество, подать хмельного сока абаки или сушеных плодов
такка. Так повелось исстари, так было и при отцах, и при дедах, и при
прадедах. Он рассказывал им сказки и ел их простую пищу, и пил горьковатый
отвар из корней гаки, и все это было в порядке вещей, и все знали, что так
будет и при детях, и при внуках, и при правнуках.
А потом, когда ночная темнота опускалась на деревню, и стихал ветер с
гор, когда становилось тихо и тепло, и даже мошкара, казалось, засыпала,
все снова выходили на площадь - и взрослые, и дети, и старики, и больные.
Все собирались на площади и разжигали в середине ее большой костер. Вождь
с семьей садился у самого огня, сказочник устраивался рядом с ними, и
начиналось самое главное, то, чего все боялись и чего с замиранием сердца
ждали весь день.
Начинались страшные сказки.
Темнота наступала со всех сторон, и они смотрели на круг, очерченный
огнем костра, и на сказочника, сидящего в этом кругу, и ничего уже больше
не видели, и казалось, что весь мир вокруг поглощен этой темнотой.
Он начинал рассказывать.
Он говорил об ужасах и чудовищах, которые поджидают человека в лесу и
в горах, в водах наполненного солнцем ручья и даже в собственной хижине.
Но поначалу никому из слушателей чудовища эти не казались страшными, и с
разных сторон слышались смешки и веселые возгласы тех, кто хотел казаться
смелее своих соседей. Но постепенно сказочник овладевал вниманием, и все
меньше шума было на площади, все лучше слышен был его голос, такой тихий и
спокойный, и треск дров в костре, и редкие крики ночных птиц. И тогда он
начинал рассказывать о глазатиках, о тех, что ночами воют на болотах. Он
вытягивал губы трубочкой и прикладывал к ним ладони, и выкатывал глаза, и
начинал выводить тонко и протяжно, подражая их вою: "У-у-у-ууу, У-у-у-ууу,
У-у-у-ууу...", тонко, протяжно и тоскливо. Сначала оживление появлялось на
лицах от этого представления, снова раздавались смешки и возгласы, но он
продолжал выводить "У-у-у-ууу, У-у-у-ууу...". И постепенно тоскливый этот
крик проникал в душу каждого из сидящих на площади и заполнял ее всю без
остатка ощущением тоски, безысходности, скорби. Темнота вокруг все больше
сгущалась и наполнялась движением и смыслом, и дышала ужасом в их затылки,
и они уже не решались обернуться, не решались даже на мгновение оторвать
взгляда от сказочника, сидящего у самого огня, не решались пошевелиться и
перевести дух.
А он рассказывал им о новых и новых ужасах - о волосанах, живущих под
корнями деревьев, о бренчаликах, которых нельзя увидеть, не ослепнув, об
огромном лесном пауке Пу, о черном пальце из ручья, о прозрачном человеке
и невидимом путнике... Они смотрели на него и уже не видели его фигуры,
потому что огонь в костре угасал, и становилось совсем темно, и уже
виделись им на фоне красных угольев те ужасы, о которых он рассказывал.
Волосы дыбом становились на их головах, и что-то холодом дышало им в