"Сергей Казменко. Изгоняющие бесов" - читать интересную книгу автора

вперед, но уперся в невидимую стену впереди. - Что он делает?
- Т-так надо, профессор, спокойнее, - Гайдли старался скрыть дрожь в
голосе. Зачем? Разве до его, Гайдли чувств было сейчас профессору?
Лишь только женщина начала извиваться, как Энасси отдернул руки и
слегка отступил от стола. Стоял и ждал, пока она успокоится, с лицом
бесстрастным и невозмутимым. Он знал, что делает, знал, как это надо
делать, и ему не требовалось даже смотреть на то, что перед ним лежало,
чтобы делать это. Смотреть? Зачем - если то, с чем он сейчас боролся, не
имело пока ни формы, ни какого-либо видимого образа. Только предельно
развитые чувства позволяли ему улавливать его движения - и действовать
самому. Предельно развитые чувства - они ведь не давались даром, чтобы
обрести их, приходилось пройти через огромную боль и муку. Я бы так не
смог, повторял про себя Гайдли, я бы так не смог.
Женщина постепенно успокаивалась, и наконец снова застыла в полной
неподвижности - только дышала, все так же прерывисто, нерегулярно. На
левой груди - там, где ее коснулась рука Энасси - возникло ярко-красное
пятно, как от ожога. Энтар, энтар! - думал Гайдли, разглядывая это пятно,
- это энтар! Будь все проклято в этом мире!
И снова руки Энасси вытянулись над телом женщины и пошли, преодолевая
сопротивление, вниз. И снова ожидаемый, и все же неожиданный
нечеловеческий вопль. И снова-ярко красные пятна - теперь на шее и на
животе. И снова постепенно замирающие конвульсии. И снова и снова то же
самое, пока наконец, когда Гайдли уже начало казаться, что сам он скоро не
выдержит этой пытки, профессор не вскочил с места и не принялся биться
всем телом о невидимую стену перед собой.
- Остановите его, остановите! - кричал он, в кровь разбивая кулаки. -
Остановите!
Гайдли с трудом удалось усадить его на место.
- Скоро, профессор, теперь уже скоро, - говорил он, не давая Диллету
подняться, а сам только на это и надеялся - что уже скоро. Потому что и у
него уже сил не было смотреть на эту пытку.
Но пытка все не кончалась. Профессор больше не пытался вырваться, он
сидел теперь неподвижно, но плечи его сотрясались от рыданий, а по лицу
катились крупные слезы. Но он молчал и не отворачивался. Не отворачивался
и не закрывал лицо руками - это было главное. Он должен увидеть все -
тогда его самого еще можно будет спасти. Даже после такого потрясения.
Медицина все-таки многого достигла, медицина порой по нескольку раз
выхватывала людей с того света. Даже людей, околдованных энтарами, даже
привязанных к ним невидимыми нитями, даже тех, кто не хотел больше жить,
потеряв своего энтара. Но было лишь одно необходимое условие для спасения
таких людей - чтобы они сами почувствовали к энтару безмерную ненависть и
отвращение, такую ненависть и отвращения, которые перекрыли бы все
воспоминания о прошлом. Путь мучительный - но необходимый. Единственный,
дающий надежду.
А потому пусть профессор смотрит и видит все, думал Гайдли, сам уже
не глядящий на экран. Пусть смотрит и видит - тогда мы еще сумеем его
спасти. Я, я буду спасать его. Я это умею - спасать людей. Пусть я гораздо
хуже, чем Энасси, справляюсь с энтарами, но спасать людей я пока что умею.
Умею, умею, умею, все повторял и повторял он, не замечая, что говорит эти
слова вслух. Но Диллет, конечно, ничего не слышал, да и трудно было что-то