"Джакомо Казанова. Мемуары " - читать интересную книгу автора

Я получил благословение, но он добавил, что большие посты я обязан
соблюдать.
Вечером у кардинала я увидел, что мой диалог с папой известен всему
собранию. Все наперебой старались заговорить со мной. Я был до крайности
польщен этим, но еще больше меня радовало то удовольствие, которое кардинал
Аквавива тщетно пытался скрыть от меня.
Не желая пренебрегать советами аббата Гама, я отправился к маркизе в
день, когда у нее бывали все, в день приема. Я увидел ее, я увидел
кардинала, множество других прелатов, но сам я оставался словно невидимым,
так как хозяйка не удостоила меня ни единым взглядом, никто не обратился ко
мне с каким-либо вопросом. С полчаса я играл роль без слов. Через пять-шесть
дней красавица с величественной и милостивой улыбкой сказала мне, что она
видела меня в своей гостиной.
- Я действительно там был, но не подозревал, что имел честь быть
замеченным мадам.
- О, я замечаю все. Мне также говорили, что вы умны.
- Если те, кто вам это сказал, сударыня, не лгали, то вы сообщили мне
очень приятную новость.
- Да, да, они это знают.
- Очевидно, мадам, эти особы должны были говорить со мной. Без этого
они вряд ли могли вынести такое заключение.
- Конечно, но прошу вас не пренебрегать визитами ко мне.
Мы составили кружок. Его Преосвященство сказал мне, что когда маркиза
разговаривает со мной тет-а-тет по-французски, плохо ли, хорошо ли я говорю,
но моя обязанность отвечать ей на том же языке. Политичный Гама, чуть отведя
меня в сторону, сказал, что мои ответы были несколько резковаты и что я в
конце концов могу разонравиться. Я действительно добился довольно быстрых
успехов во французском и теперь, когда прекратились мои уроки, для
усовершенствования мне были необходимы постоянные упражнения.
Через два дня после высказанного маркизой полуприказания, я появился у
нее в приемные часы. Увидев меня, она послала мне радушную улыбку, на
которую я счел долгом ответить лишь глубоким поклоном. Я ограничился этим и
через четверть часа ушел к себе. Маркиза была красива, у нее было огромное
влияние, но я не мог заставить себя унижаться. Римские нравы в этом смысле
претили мне.
...Как меня предупреждала Лукреция, дело, по которому ее муж находился
в Риме, приближалось к концу. Наконец, решение состоялось, и адвокат пришел
на прощанье засвидетельствовать мне свои самые дружеские чувства. Я провел
два последних вечера у Лукреции, постоянно среди членов ее семейства, но в
день отъезда, желая порадовать ее приятным сюрпризом, выехал заранее и стал
ждать ее в той гостинице, где они предполагали остановиться на первый
ночлег. Но они замешкались со сборами в дорогу и прибыли туда, где я их
поджидал, только на следующий день к обеду. После печальной трапезы мы
попрощались, они отправились дальше, а я возвратился в Рим.
Отъезд этой редкой женщины поселил во мне чувство пустоты, естественное
для человека, чье сердце не может ни на что надеяться. Целыми днями я
оставался в своей комнате, занятый работой над французскими письмами
кардинала. Его Преосвященство был так добр, что нашел мои обзоры очень
толковыми, но посоветовал мне не слишком перегружаться. Я получил эту
лестную похвалу в присутствии красавицы-маркизы. Со времени моего второго