"Борис Казанов. Полынья [H]" - читать интересную книгу автора

всем заправляли осторожные, солидные люди. Другой капитан готов был
обогнуть земной шар, чтоб сохранить лицший ящик груза в трюме. Поэтому
море, бедное событиями, воспринималось нa таких пароходах лишь как
расстояние и потраченное время. И в рейсе, как только Трощилов, отстояв
вахту, спускался вниз, море переставало для него существовать, словно в
его башке выключали телевизор. Оставалось только судно, где всегда было на
что поглазеть и прикинуть что к чему. Не говоря уже о том, что на судне
можно было шутя пересидеть всякие неприятности, из-за которых другие
сворачивали шею на берегу. В море Трощилов мог бояться только людей.
Боцмана, например, который заставлял его работать. Правда, к любому
боцману привыкаешь в конце концов, как к плохому отцу. Можно даже
привыкнуть, что тебя не любят, считают вроде урода в семье. Куда ж тебе
идти, если ты такой? Тебя будут терпеть, с тобой будут возиться. Как бы
там ни было, ты среди своих, в родном доме.
Но все это до тех пор, пока не попадешь в какой-то особый дом. Вернее, с
другой вывеской. Крошечный, из-за волны не видно, а название имеет
громкое: "Спасатель". А кого он спас? Целый месяц стояли и вот куда-то
дошли... Однако сегодня Трощилов не только улавливал разницу между
стоянкой и плаванием. Он задумывался о самом рейсе, пытаясь уяснить, к
чему он приведет. Думал и о людях, которые спали в каютах: "Ну, а что они
будут делать, когда проснутся? Ведь те, кто их послал, чего-то хотели от
них! А им надо выкручиваться теперь..." Пугала заведомая бесполезность
дела, в которое вовлекалось столько людей.
В салоне, переставляя стрелки больших круглых часов, он внезапно поразился
тому, что до этого делал машинально. Часы показывали ночь, а он их ставил
сразу на утро. Можно сказать, ставил механизм в дурацкое положение. Но
суть была не в этом. Прибавляя время, он укорачивал свою вахту, которая
тем не менее засчитывалась ему как полная. Следовало использовать момент.
Воровски закрыв за собой дверь, матрос вышел в коридор. Тут он увидел
Дика, капитанского пса. Легавый, с умной мордой, с ушами тряпочкой, ожидал
своего хозяина, который препирался на трапе с боцманом Кутузовым. Услышав
голос боцмана, Трощилов собрался было юркнуть в угол. Но он имел законное
основание находиться здесь и переборол себя.
Боцман Кутузов вел с капитаном Просековым разговор о покраске судна.
- Вы, Ефимыч, только кисточки обработаете солярчиком, - говорил Кутузов
извиняющимся голосом. Низкий, с толстыми ногами, с толстым животом и
толстым лицом, он не давал Просекову сойти вниз, где стоял Дик. - Матросов
у меня всего три, а "Кристалл" судно все-таки. Придет "Агат", и Герман
Николаевич будет мне выговаривать за грязь. А зачем мне за вас выговор
получать? -говорил боцман, заранее обижаясь на возможную несправедливость.
- Разве тебе не стыдно, что я буду скрести ржавые котелки?
- А вы снимите форму, я вам давно робишку приготовил.
- Иди застрелись, - сказал Просеков свое обычное.
- Не пойду, - уперся Кутузов.
- Логично.
Почти каждое утро начиналось у них с этой перепалки. А дело было в том,
что капитан Просеков был уже не капитан. Это недавно он капитанил на
"Агате", на этом спасателе моря мирового класса. А оттуда его перевели на
"Кристалл" простым матросом. За то, что не вышел на спасение. Говорят, был
в нетрезвом виде. А не скажешь, что такой может потерять вид: настоящий