"Александр Казанцев. Тайна загадочных знаний (повесть-гипотеза) " - читать интересную книгу автора

мне хотелось не только любоваться истинной красотой, создаваемой людьми, но
увидеться с молодым скульптором, сыном каменотеса, всю жизнь высекавшего из
глыб "божества". Этому молодому человеку Фидий поручил украсить храм
изображением богинь, носительниц Зла, а Сократ, так звали ваятеля,
самовольно заменил мрачные фигуры светлыми изображениями богинь Добра и
сделал это так впечатляюще, что разъяренный было самовольством подмастерья
Фидий в восхищении от увиденного признал решение юноши лучшим, чем его
прежний замысел. Мне же казалось, что художник, вооруженный идеями Добра,
воплотивший их силой искусства в благородный камень, может оказаться тем
самым соратником по "Миссии Ума и Сердца", которого я тщетно искал по, всей
Элладе. Кто знает, может быть, скульптор Сократ, не будь моего
вмешательства, обрел бы не меньшую известность, чем философ, искатель Блага,
каким он стал после наших бесед. Ценя их и прислушиваясь к моим советам, он
оставил мрамор и свой шелковый хитон с нарядными сандалиями, бродя среди
народов босой, едва ли не в рубище, и беседуя с людьми о жизни, дабы
направить каждого по светлому пути Так он стал признанным первым мудрецом
Эллады.
- Уж не хочешь ли ты сказать, - прервал наконец Тристана Сирано, полный
не столько сострадания, сколько возмущения и сарказма, - что был тем самым
Демонием Сократа, о котором тот говорил как о неизменном своем советчике?
- Именно так, брат мой по крови, Демоний Сократа - твой слуга! Как
принято говорить в ваше время.
И здесь самообладание Сирано изменило ему. Перед ним, бесспорно, не
умалишенный, а англичанин-насмешник, решивший унизить французика,
снискавшего славу дуэлянта, оскорбив и обезоружив его издевательским
обрядом. Неужели же все, произошедшее в подвальном зале, это лишь жалкое
балаганное представление, разыгранное для того, чтобы развенчать Сирано!
Скачки настроения и противоположных выводов были характерны для
вспыльчивого и резкого Сирано де Бержерака. Оскорбленный и уязвленный, он
потерял над собой власть и, ухватившись за шпагу, сквозь зубы процедил:
- Да было бы вам известно, мистер Лоремитт, что я провел более ста
дуэлей, хотя ни разу не вызывал своего противника на поединок. Они сами
после моего словесного отпора обидчикам вызывали меня. Но ваши речи, сэр,
оскорбляют не только меня, но и великих мыслителей, которых я чту. Вы
решились глумиться над Сократом и Кампанеллой, и вам придется в таком случае
скрестить со мной оружие!
- Что я слышу? Не хочу верить ушам! Вери бед! Скверно! Не ты ли, брат
Савиньон, подписал клятву кровью?
- Я не преступлю клятвы, защищая свою честь и доброе имя философов, и
не позволю никому, как не допустил сожжения книг Декарта у Нельских ворот,
слышите, никому, даже назвавшемуся моим ритором, водить меня за нос, как бы
он ни был во тик, с помощью басен и сказок о внеземных существах или
собственном "бессмертии".
Тристан Лоремитт расхохотался, и смех его был таким искренним и
заразительным, что подействовал отрезвляюще на Сирано, который не знал, как
этот смех воспринять, и совершенно смутился.
- Брат мой Савиньон! - перешел на французский язык Лоремитт. - Я не
сомневаюсь, что тебе ничего не стоило бы с помощью своей шпаги доказать, что
я вовсе не бессмертен. Признаю твою правоту. Приношу свои извинения. Прошу
пощады и согласия выслушать меня. Мне легко если не доказать, то показать,