"Александр Казанцев. Матч антимиров (сб. "Дар Каиссы")" - читать интересную книгу автора

а за рубежом и сейчас, это якобы не что иное, как способность проникать
"высшим взором" из нашей карты в соседнюю.
После доклада мы с Лемом вдоволь посмеялись над "научным обоснованием"
хиромантии.
Лем человек невысокого роста, подвижный, умный, острый на язык,
веселый, улыбаясь, сказал, что на этом докладе не хватало еще одного
фантаста - Герберта Уэллса. Ему, придумавшему "машину времени", но не
придавшему ей никакого реального значения, любопытно было бы услышать,
будто перемещение во времени возможно в любую сторону...
- Если проколоть иглой колоду карт,-подсказал я.
- Вот именно! - подхватил Лем и добавил: - Впрочем, оракулы, кудесники,
предсказатели существовали и раньше Уэллса.
- А цыганки и сейчас раскидывают карты,- напомнил я.
- "Ой сердэнко, позолоти ручку. Будут тебе через трефового короля
бубновые хлопоты, а через червонную даму дальняя дорога и казенный дом, то
есть туз пик",- смеясь, сказал Лем.- А ведь гадальная колода карт нечто
знаменательное, не правда ли? В ней - образ антимиров, смещенных во
времени.
Об этом разговоре с маститым фантастом несколько лет спустя я рассказал
профессору Михаилу Михайловичу Поддьякову, доктору технических наук и
заслуженному деятелю науки и техники, когда мы с ним ехали в один из
подмосковных физических центров.
Ученый широких взглядов, он живо интересовался всем, что отходило от
общепринятых догм. Сам он был классиком горного дела, но завершал
фундаментальный труд о строении атома, что могло бы служить второй его
докторской диссертацией, на этот раз в области физико-математических наук.
Шутя он говорил о себе, что его чтут за горное дело, а он чтит "игорное".
Профессор Поддьяков имел в виду шахматы, сблизившие нас с ним, помимо
физики. Мы оба были действительными членами секции физики Московского
общества испытателей природы и гордились членством в нем Сеченова,
Менделеева, Пастера и Фарадея.
Михаил Михайлович обладал редкой способностью математического анализа.
С присущим ему юмором он рассказывал, как стал учителем "математических
танцев". Удивленный, я переспросил и узнал, что в тридцатые годы проходил
он курс западных танцев, вернее, серию курсов, поскольку оказался на
редкость неспособным учеником. Однако, будучи незаурядным математиком и
шахматистом, не привыкшим сдаваться в сложных положениях, он решил
провести математический анализ всех танцевальных па, которые ему не
давались. Составил уравнения и блестяще решил их. После этого дело пошло.
Он уже не обступал "медвежьими лапами" туфелек своих партнерш и даже сам
стал учить танцевать других и брал призы на бальных конкурсах.
- Неужели шахматы помогли? - изумился я.
- Научили всегда искать выход,- подтвердил профессор.- И математика,
конечно. Кстати, о Станиславе Леме, телепатии и цыганках,- неожиданно
перевел разговор Михаил Михайлович.- Конечно, закон причинности в природе
нельзя обойти. Следствие не произойдет раньше причины, яйцо не появится
прежде курицы, вылупившейся из него еще цыпленком. Физическое тело не
может переместиться в воображаемой колоде трехмерных карт, смещенных во
времени, но...
- Что "но"? - насторожился я.