"Эммануил Казакевич. Из дневников и записных книжек " - читать интересную книгу автора

Эммануил Генрихович Казакевич

Из дневников и записных книжек

В последний том 3-томного Собрания сочинений Эм. Казакевича вошли
произведения, написанные автором в последние годы жизни: повесть "Синяя
тетрадь", рассказы "При свете дня", "Приезд отца в гости к сыну" и очерки
"Старые знакомые", "Ленин в Париже". Значительную часть тома составляют
извлечения из дневников и записных книжек Казакевича, которые он вел с 1948
по 1962 г. Они передают широкую историческую и социальную панораму этого
периода и приоткрывают творческую лабораторию писателя.

20. I.1948 г.
Сегодня получил письмо от Л. Брик: сестре ее, Эльзе Триоле, и Арагону
понравилась "Звезда", они переведут ее для журнала "Europe". Просят мою
биографию, "кажется, необычную". Странное и неприятное впечатление произвела
почтовая марка на письме - с портретом Маяковского, словно визитная
карточка. Вероятно, у нее огромный запас этих марок.
Сегодня утром закончил пятую главу "Старкова". Быстрота, с которой
пишется эта вещь, - поразительна.

7. VI.1948 г., Рига.
Читаю первые части "В[есны] в Е[вропе]". Может быть, и неплохо, но не
для меня. Типичнейшая беллетристика за редким исключением. Таня, несмотря на
все, противна. Кажется, я взял на себя задачу не по силам. Не чувствую в
себе изобилия творческих сил.
Здесь миленький приморский курорт - под немецкие балтийские курорты, но
сортом пониже. Я снял номер в гостинице в Майори. И хотя тут тихо, солнечно
и одиноко - но не пишется, и мыслей в голове нет, и чувство собственного
убожества угнетает душу.
В романе - сумбурное, произвольное смешение красок, лиц, наречий. Нет
строгих линий "Двое в степи", нету и поэтичности "Звезды". Неэкономность,
расплывчатость, детали заслоняют целое. Замысел - какой-то нищий, композиция
не ясна мне самому еще, хотя что-то и предполагалось вначале.
Море здесь (Ostsee) - серенькое, совсем не похожее на южные моря. Пляж,
однако, хорош - песок. В море не видно пароходов и парусников. Отсутствие
скал и гор лишает море величия и грандиозности, свойственных Черному морю. И
самое странное, почти чудовищное для человека средних широт - сосны у самого
моря! Как русский на Таити.

9. VI.1948 г., Рагоциемс.
А вот теперь я в латвийской рыбачьей деревне. Это очень разбросанная,
хуторского типа, деревенька на самом берегу Ostsee. Я называю это море
Ostsee, а не Балтика, потому что второе для нашего уха звучит Петроградом и
Кронштадтом, наконец - Вс. Вишневским. Здесь же колорит (...)
свинемюндевский и рыбацко-контрабандный (...)
Я сегодня катался на лодке с молодым рыбаком Илмаром. Море становится
глубоким на очень далеком расстоянии от берега, и еще с километр можно
ходить по морю, не замочив колен. Это очень удобно для детей и для Иисуса
Христа, которому здесь было бы особенно легко ходить по волнам в открытом