"Эммануил Генрихович Казакевич. Ленин в Париже (Очерк)" - читать интересную книгу автора

стараясь увидеть за ними души живые, почувствовать биение пульса Франции,
Парижа, сравнивал эти лица с русскими лицами на далекой родине и думал о
том, как все люди, в сущности, похожи друг на друга; а это внешнее
сходство - признак внутреннего, признак общности всего человечества, его
мышления, интересов, судьбы.
В парке Монсури я услышал громкий детский смех, доносившийся из
огороженного со всех сторон пространства у открытой сцены. Оказалось, что
это кукольный театр дает представление для детей. Не знаю, был ли здесь
кукольный театр во времена Ленина. Но он вполне мог быть и тогда. И я
поэтому зашел туда. Куклы представляли развеселую историю, где вся соль, в
общем, заключалась в большом количестве колотушек, отпускаемых куклами
друг другу. Эти колотушки, сопровождавшиеся тоненьким кукольным плачем,
причитаниями и остротами, приводили детскую аудиторию в исступление; смех,
доходящий до стонов, оглашал окрестности.
Внутренние связи вещей и явлений очень непросты, и я отнюдь не
собираюсь проводить такие уж прямые аналогии. Но в той атмосфере, в какой
я находился в парке Монсури, в атмосфере ленинской судьбы и ленинской
жизни, я подумал о том, что вот эти дети, которые резвятся так весело и
смеются так прелестно, неразрывно связаны своей судьбой с небольшого роста
русым человеком с тетрадкой и карандашом в руках, сидевшим пятьдесят лет
назад здесь неподалеку на скамейке. Ведь в конце концов если бы этот
человек не создал далеко отсюда на востоке могучее и способное на
самопожертвование государство, если бы он не превратил великую, но косную
и отсталую страну в страну - водительницу народов, в страну - страдалицу
за человечество, немецкие фашисты, может быть до сих пор находились бы
здесь, в Париже.
Да, вся эта путаница улиц и площадей на юге Парижа, южнее
обсерватории, - все это ленинские места. Неподалеку, на авеню Орлеан,
находилась маленькая типография, где печатались большевистские газеты
"Пролетарий" и "Социал-демократ". Это большой дом. Я вошел в ворота и
очутился на внутреннем дворе, обсаженном деревьями, - тихом, уютном.
Справа во дворе находится небольшое двухэтажное помещение, где была в то
время типография, а теперь размещена фотографическая мастерская. Здесь нет
никакой памятной доски. Но именно здесь Владимир Ильич читал корректуру
своих и чужих статей, отсюда уходили номера газеты в города Европы, где
жили русские эмигранты, и в чемоданах с двойным дном - в Россию. В Россию,
которая, казалось, спала непробудным сном и видела страшные столыпинские
сны. Но не пройдет и семи лет, как она проснется. Она и раньше не спала,
раз бодрствовал ночью под стук печатной машины этот человек в типографии
на авеню Орлеан, раз бодрствовали его единомышленники здесь, на бескрайних
просторах России.
Рядом находится дом, где проходила Пятая всероссийская конференция
РСДРП(б). Шестая состоится ближе к России - в Праге, седьмая - в России, в
Петрограде, в апреле семнадцатого года.
Вероятно, с вокзала Аустерлиц Владимир Ильич уехал весной 1911 года в
пригородную деревню Лонжюмо, где открылась партийная школа. Теперь Лонжюмо
большой шумный поселок, почти город. Тогда это была глухая деревня. В ней,
к сожалению, мало что осталось от тех времен, когда здесь жил четыре
месяца подряд Ленин, когда здесь в остекленном сарае слушатели партийной
школы собирались на лекции Ленина, Инессы Арманд, Семашко, Крупской, а