"Гай Гэвриел Кей. Повелитель императоров ("Сарантийская мозаика" #2)" - читать интересную книгу автора

она отвернулась.
Криспин был так потрясен, что она спустилась на пять ступенек по
лестнице, прежде чем он пошевелился. Он даже не предложил помочь ей.
Это не имело значения. Она спустилась на мраморный пол так же легко,
как поднялась наверх. Ему пришло в голову, пока он наблюдал, как она
спускается навстречу людям, которые смотрят на нее с бесстыдным
любопытством, что если он теперь считается ее любовником или даже просто
доверенным лицом, то его матери и друзьям может грозить опасность, когда
слух об этом долетит до запада. Гизелла спаслась от покушения на ее жизнь.
Есть люди, которые хотели бы занять ее трон, а это означает, что надо лишить
ее возможности снова отобрать его. Все, кто хоть как-то связан с ней, будут
под подозрением. В чем именно - не имеет значения.
Анты в таких вопросах неразборчивы.
И эта неразборчивость, решил Криспин, глядя вниз, также присуща той
женщине, которая сейчас уже почти спустилась на землю. Пусть она молода и
страшно уязвима, но она выжила, просидев год на троне среди мужчин, которые
стремились убить ее или подчинить своей воле, и ей удалось ускользнуть от
них, когда они действительно попытались ее убить. И она - дочь своего отца.
Гизелла, царица антов, будет поступать так, как ей нужно, думал он,
добиваться своих целей до тех пор, пока кто-нибудь не оборвет ее жизнь. Ей и
в голову не придет думать о последствиях для других людей.
Он вспомнил об императоре Валерии, который переставляет простых
смертных словно фигуры на игровом поле. Формирует ли власть такой образ
мыслей или только те, кто уже привык так думать, могут добиться власти на
земле?
Криспин смотрел, как царица спускается на мраморный пол, как ей
кланяются и подают плащ, и ему пришло в голову, что уже три женщины в этом
городе предлагали ему интимную близость и каждый раз причиной были интриги и
лицемерие. Ни одна из них не прикасалась к нему с подлинной нежностью или
заботой или даже с искренней страстью.
Возможно, насчет последнего он ошибался. Когда Криспин вернулся в тот
день домой, в то жилище, которое к этому времени люди канцлера для него
подобрали, его ждала записка. В этом городе новости распространялись с
удивительной быстротой - по крайней мере, новости определенного сорта.
Записка была без подписи, и он никогда раньше не видел этот круглый плавный
почерк, но написана она была на поразительно тонкой, роскошной бумаге.
Прочтя ее, он понял, что никакой подписи не требовалось, что она просто
невозможна.
"Ты говорил мне, - писала Стилиана Далейна, - что не бываешь в личных
покоях царских особ".
Больше ничего. Ни упрека, ни прямого обвинения в том, что он ее
обманул, ни насмешки или вызова. Простая констатация факта.
Криспин, который собирался пообедать дома, а затем вернуться в
Святилище, вместо этого пошел в любимую таверну, а потом в бани. В каждом из
этих мест он выпил больше вина, чем ему следовало.
Его друг Карулл, трибун Четвертого саврадийского легиона, нашел его
ближе к вечеру в "Спине". Могучий солдат сел напротив Криспина, жестом
потребовал чашу вина для себя и усмехнулся. Криспин не пожелал улыбнуться в
ответ.
- Две новости, мой необъяснимо пьяный друг, - весело произнес Карулл. И