"Любовь Каверина. Он строит, она строит, я строю " - читать интересную книгу автора

Я знаю Гитлера. В "Крокодиле" видела. У него противные усы и челка. Но
ногу откусить он не мог. Тетя Фрида шутит. Может, отрубил? Он же фашист.
- Хочешь протез посмотреть?
Безногая Фрида тяжело садится на стул и поднимает длинную черную юбку.
Потом белую рубашку. Потом снимает чулок.
Ой, как страшно! Зачем я только захотела на протез смотреть?! Он
розовый и с ремнями! Совсем мертвый, как у покойников. Даже хуже. У них ноги
тихо в могиле лежат. А этот - когда буду по темному коридору бежать, из-за
сундука выскочит и заорет: давай ногами меняться!
Безногая Фрида говорит, что если перекреститься, то боженька все даст,
что попросишь. Почему же он тогда ей новую ногу не дает? Потому что так не
бывает. Ноги и руки растут только у детей. А может и вправду
перекреститься - вдруг мама скорее приедет? Нет, неудобно: бога ведь нет.

***

Бабушка погладила мое новое платье и бант, вымыла мне коленки и
сказала, что мы пойдем в кино. Приучаться к культуре.
Кино оказалось тоже про юг. Там прямо на землю были насыпаны горы
фруктов. Зеленая гора - арбузы, желтая - дыни, в огромных корзинах -
виноград. Но люди в халатах вместо того, чтобы на это смотреть и пробовать,
стали по всем этим горам бегать, все ломать, опрокидывать, кидаться
арбузами. Мне хотелось плакать. Потом была принцесса, которую, как цемент,
носили на носилках, и на нее нельзя было смотреть. И еще огромный паук. Он
страшно шевелил лапами и хотел всех поймать паутиной и съесть.
Бабушке кино понравилось. Она сказала, что если я буду хорошо себя
вести, то она опять поведет меня в кино.
Вести себя плохо я просто не успела. Вернулись мама с папой. Все, что
было в кино, оказалось всамделишным. Кроме паука, конечно. На пол постелили
газеты и на них высыпали целые горы фруктов. Их не нужно было даже есть. И
так видно, какие мы богатые.
Варить варенье маме было некогда, и сливы начали портиться. Сначала
желтые, потом красные. Чтобы не уменьшалось богатство, целые я не трогала.
Ела только размякшие. Их приходилось есть целый день. И все равно я не
успевала. Наконец мама собралась на барахолку покупать медный таз с
деревянной ручкой.
Все наши главные вещи мы покупали на барахолке: голубой кухонный стол,
стулья, полки для книг. Раньше, когда я была маленькая, меня на барахолку не
брали. Потому что там цыгане воруют и продают детей. Теперь уже меня в мешок
не засунешь: руки-ноги растопырю, попробуй, засунь. Раньше я на барахолку
смотрела только сверху, из окна. А теперь она текла мимо нас совсем близко.
Как вода по Обводному каналу. Несла платки с розами, кошек для копилок,
боты, сапоги, коврики с лебедями и русалками, восковые цветы, как у боженьки
Безногой Фриды. Все-все свои богатства. Хотя теперь я знала, что для нашей
комнаты все это мещанство.
Медного таза с деревянной ручкой мы с мамой не нашли. Пришлось
попросить у тети Дуни. Папа сказал, что варенье будет варить сам. Но не на
кухне, а в комнате. Принесли керосинку. Мы с папой взяли по большой ложке -
размешивать сливы в тазу.
- Давай, мышонок, пока суд да дело, порепетируем переворот руки в руки.