"Вениамин Каверин. Два капитана" - читать интересную книгу автора

идет вода? И в последнюю минуту подоспела помощь. Он бы там подох. А ты
здорово наизусть говоришь. Долго учил?
- Не знаю.
- Я сейчас что-нибудь прочитаю, а ты можешь повторить?
Он прочитал:

"Ответ с отказом.
Милостливый государь С. Н.
Выраженные Вами чувства чрезвычайно лестны для меня, но мне
невозможно принять их по причинам, которые бесполезно приводить здесь, ибо
они не касаются Вас:
Примите и проч.

Примечание. Ответы с отказом всегда пишутся общими простыми фразами.
В них не должно заключаться никаких посторонних идей, кроме учтивости".

Слово в слово я повторил это письмо вместе с примечанием. Петька
недоверчиво высморкался.
- Здорово - сказал он. - А это?
И он прочитал, не останавливаясь, одним духом:
"Письмо к нему и к ней.
Начну чужими словами: "Я желала б забыть все минувшее, да с минувшим
расстаться мне жаль: в нем и счастье, мгновенно мелькнувшее, в нем и
радость моя, и печаль". Знаешь ли? Я нашла то, что дорого ценю в тебе
(следует указать, что именно). Лучше тебя, дороже и милее нет, ты мне мил
был, как (следует как). Вспомнила я первые слезы и первый твой поцелуй на
руке моей. Вот уже два дня, как я живу без тебя (следует: весело, скучно,
хорошо или о семейных обстоятельствах), Прощай, целую тебя".
Слегка запинаясь, я повторил и это письмо.
- Здорово! - с восхищением сказал Петька. - Вот так память!
К сожалению, мы очень редко так хорошо проводили время. Петька был
занят: он "торговал папиросами от китайцев" - так называлось в нашем
городе это тяжелое дело. Китайцы, жившие в Покровской слободе, набивали
гильзы и нанимали мальчишек торговать. Как сейчас, я вижу перед собой
одного из них, по фамилии Ли, - маленького, черно-желтого, с необыкновенно
морщинистым лицом и довольно доброго: считалось, что "на угощенье" Ли дает
больше других китайцев. "На угощенье" - это был наш чистый заработок
(потом и я стал торговать), потому что мы действительно всех угощали:
"Курите, пожалуйста"; но тот наивный покупатель, который принимал
угощение, непременно платил за него чистоганом. Это были наши денежки.
Папиросы были в коробках по двести пятьдесят штук - "Катык", "Александр
III", и мы продавали их на вокзале, в поездах, на бульварах.
Приближалась осень 1917 года, но я бы сказал неправду, если бы стал
уверять, что видел, чувствовал или хоть немного понимал все глубокое
значение этого времени для меня, для всей страны и для всего земного
шара... Ничего я не видел и ничего не понимал. Я забыл даже и то
неопределенное волнение, которое испытал весною в деревне. Я просто жил
день за днем, торговал папиросами и ловил раков, желтых, зеленых, серых, -
голубой так и не попался ни разу.
Но всем вольностям скоро пришел конец.