"Ясунари Кавабата. Мэйдзин" - читать интересную книгу автора

фотографии.
Пока фотографии не были отпечатаны, меня очень беспокоило, как на них
вышел Мэйдзин. Проявить пленку и отпечатать снимки я попросил в фотоателье
высшего разряда "Нономия сясинкай". Я их предупредил, что на пленке снимки
покойного Мэйдзина и попросил обращаться с ней поосторожнее.
После Дней памяти Кое я ненадолго заехал домой, а потом вновь должен
был ехать в Атами. Перед отъездом я настрого наказал жене переслать
фотографии в Атами в гостиницу Дзюраку, как только она получит их. Ни жена,
ни кто-либо другой не должны были видеть эти фотографии. Ведь эти снимки
любительские, и если покойный Мэйдзин получился на них плохо, то пусть ни
одна душа не увидит их и не узнает об их существовании. Если фотографии
плохие, то я не стану их показывать ни вдове, ни ученикам Мэйдзина, а просто
сожгу. К тому же в моем фотоаппарате иногда заедал затвор, и я не был
уверен, что вообще хоть что-нибудь получится.
Жена позвонила мне как раз в тот момент, когда я вместе с другими
участниками Дней памяти Кое вяло жевал скияки из индейки на банкете в
павильоне Бусеан. Она сказала, что супруга Мэйдзина просит меня прийти и
сфотографировать покойного. Дело в том, что когда я утром вернулся к себе в
гостиницу после прощанья с Мэйдзином, мне пришла в голову эта мысль, и я
через свою жену, которая шла к супруге Мэйдзина выражать соболезнование,
предложил свою помощь: если нужно, я смог бы сделать фотографии или гипсовую
маску. Маску вдова не захотела, а на фотографии согласилась, и жена
позвонила, чтобы сказать мне об этом.
Когда настало время действовать, я вдруг потерял уверенность, что смогу
выполнить эту нелегкую миссию - сделать хорошие фотографии. В моем
фотоаппарате иногда заедало затвор, и я боялся, что у меня может ничего не
выйти. Поэтому очень обрадовался, когда в павильон неожиданно зашел
фотокорреспондент, которого прислали для съемки торжеств на Днях памяти. Я
попросил его пойти со мной и с фотографировать покойного Мэйдзина.
Фоторепортер сразу же согласился. Правда, вдове и другим могло не
понравиться то, что я без предупреждения приведу постороннего фотографа, но
я решил рискнуть. Это все-таки лучше, чем снимать самому. Однако
распорядители Дней памяти заявили, что они очень сожалеют, но не могут
отпустить фотографа. Было трудно что-либо возразить. Смерть Мэйдзина
касалась только меня. Мое настроение совершенно не совпадало с настроением
других участников Дней памяти. Тогда я попросил фотокорреспондента
взглянуть, что с затвором. Он объяснил мне, что на худой конец можно
оставить объектив постоянно открытым и прикрывать объектив ладонью вместо
затвора. Он также зарядил в аппарат новую пленку, и я на такси отправился в
гостиницу "Урокая".
В комнате, где лежал покойный, были закрыты ставни и горела лампочка.
Вместе со мной в комнату вошли вдова и ее младший брат. Брат сказал: "Темно,
не хватит света. Я открою ставни".
Я сделал около десятка снимков. Чтобы не рисковать, я открыл затвор и
действовал рукой, как научил меня фотограф. Мне хотелось сделать снимки с
разных направлений и углов, однако атмосфера благоговения не позволяла мне
бесцеремонно расхаживать вокруг тела и я фотографировал с одного места.
Когда жена посылала готовые фотографии из Камакура, она мне написала на
обороте фирменного пакета ателье "Нономия": "Только что получила из ателье.
Внутрь не заглядывала. Тебе нужно зайти четвертого в пять часов в канцелярию