"Ясунари Кавабата. Мэйдзин" - читать интересную книгу автора

была оставлена при ходе Мэйдзина. Достаточно сказать, что последний,
тридцатый ход Мэйдзин обдумывал сорок минут. А ведь партия была несерьезная,
затеяли ее лишь ради церемонии, от игрока всего-то требовалось - легко, без
напряжения отыграть свои ходы.
В середине Прощальной партии Мэйдзина положили в больницу Святого Луки,
и я навестил его там. В этой больнице мебель в палатах была больших
размеров, рассчитанная на рослых американцев. Вид щуплой фигурки Мэйдзина,
чинно сидящего на огромной кровати, вселял смутную тревогу. Лицо у него было
уже не таким отечным, как раньше, щеки чуть порозовели, во всем его облике
чувствовалась какая-то легкость, будто он снова обрел душевный покой; и
теперь он казался просто добрым старичком, совсем не похожим на того
Мэйдзина, каким его знают все.
Тогда же в больницу пришли и другие корреспонденты из газет, также
освещавших ход Прощальной партии. Они рассказали о том, какой огромный
интерес вызвал у читателей еженедельный конкурс, победители которого
получали премию. В субботних выпусках газеты предлагали читателям угадать
следующий ход и просили присылать свои прогнозы. Я тоже вступил в разговор:
- На этой неделе задача - угадать 91 ход черных.
- Девяносто первый? - Мэйдзин внезапно преобразился. Вот досада! Ведь
не следовало и заводить разговор о Го, а я не удержался...
- Перед этим белые прыгнули через один пункт, а черным, говорят, надо
делать ход вверх, наискосок.
- А-а..., там? Да там всего два хода - косуми и ноби. Кто-нибудь
обязательно угадает, - как только Мэйдзин заговорил об игре, он как-то вдруг
сразу выпрямился, поднял голову, подравнял колени. Да, это была поза бойца
за доской. В ней явно чувствовался безукоризненный, холодный авторитет.
Обратившись в уме к отложенной партии, Мэйдзин надолго забыл обо всем. И
сейчас, как и во время январской коллективной партии, в его поведении не
было и тени фальши. В этой-то естественности и было все дело, а вовсе не в
боязни уронить свой авторитет из-за неудачного хода или в упоении своим
высоким статусом.
Что и говорить, не позавидуешь молодому игроку - партнеру Мэйдзина хотя
бы в шахматы сеги, - он вставал из-за стола вконец обессиленным. Я имел
несколько случаев убедиться в этом. Взять хотя бы партию с Отакэ Седьмым
даном в Хаконэ - эта партия с форой в ладью тянулась с десяти утра до шести
часов вечера.
Второй случай произошел уже после Прощальной партии. Все та же
токийская газета "Нити-нити симбун" устроила матч из трех партий между Отакэ
Седьмым даном и Ву Циньюанем, мастером пятого дана. Мэйдзин взял на себя
комментарий, а я был секундантом во второй партии. Как раз в это время
посмотреть игру приехал Фудзисава Кураносакэ Пятый дан и тут же "попал в
плен" к Мэйдзину, который усадил его играть в сеги. Их партия началась
утром, протянулась до поздней ночи и закончилась в три часа утра следующего
дня. Говорили, что на следующее утро, увидав Фудзисаву, Мэйдзин тотчас снова
извлек откуда-то доску для шахмат сеги.
Когда Прощальная партия переехала в Хаконэ, однажды вечером, накануне
очередного доигрывания, спортивный обозреватель нашей "Нити-нити симбун" по
имени Сунада, который опекал Мэйдзина и жил в той же гостинице Нарая, смеясь
рассказывал:
- Я до смерти надоел Мэйдзину. Вот уже четыре дня только встану -