"Петр Катериничев. Любовь и доблесть" - читать интересную книгу автора

- Данилов?
- Он самый.
Олег узнал голос секретарши шефа Лилианы Николаевны Блудилиной. Это
была рослая блондинка столь пышных и монументальных форм, что при виде ее у
Олега всегда возникала мысль про горящую избу и шального скакуна, мчащегося
невесть куда только затем, чтобы его остановила бестрепетная женская длань.
И еще - Лилиана напоминала ему монумент то ли Победы, то ли Матери-родины,
громоздящийся на высоком берегу Борисфена с зажатым в железобетонной кисти
мечом.
А впрочем... Каждый ребенок растет с определенным созвучием в душе -
созвучием собственного имени. Кто папу этой секс-дивы по фамилии Блудилин
надоумил наречь родное чадо Лилианой - покрытая мраком тайна, а только
девушка росла-росла и выросла - эдакой "гордостью стада": кроме одиозных
форм, от которых тихо шалел низенький пузатый Фокий Лукич Бокун, он же -
шеф, Лилиана имела полное "отсутствие наличия". То есть, кроме томного
взгляда с поволокой и искреннего презрения ко всему, что меньше и
тщедушнее, Лилиана была тупа. Тупа абсолютно, надежно и бесперспективно.
Что и позволяло ей выполнять указания Фокия Лукича со рвением и без
фантазий. Это при том, что еще она была мстительна, судачлива, по-мелкому
склочна и хитра той непросчитываемой крестьянской хитростью, что так часто
граничит с подлостью.
- Это Блудилина, - услышал Олег ее высокое, чувственное сопрано.
- Милейшая Лилиана, вас трудно не узнать.
- Прекратите паясничать, Данилов, - поставила его на место Блудилина.
- Я и не думал паясничать. Это было бы почти святотатством.
- Вы в своем репертуаре, Данилов.
- Каждый из людей "в своем репертуаре". Как только он пытается сыграть
чужую партитуру, его ждет фиаско.
Черная эбонитовая трубка разразилась тягомотной паузой. Молодая
тиранша на том конце провода, по-видимому, мучительно размышляла: это выпад
в ее адрес "или как"? И нужно ли этого умника снова ставить на место, на
этот раз со всей "беспощадной геволюционной суговостью"? Впрочем, Лилиана,
закончившая одиннадцатилетку три года тому и осилившая два курса
педучилища, вряд ли постигла к своим субтильным двадцати с небольшим
ленинскую премудрость; Данилов не был даже уверен, что она знает имя и
отчество смещенного уже десяток лет со всех гранитных подножий вождя
мирового пролетариата. А слово "фиаско" она вполне могла принять за
иноземную нецензурщину.
"Ставить на место" было исключительной прерогативой и любимым действом
Лилианы Николаевны Блудилиной: ее истосковавшаяся на вторых ролях в
родительской семье и сельской школе натура оживала разом, и сонная дама
вдруг находила такие слова и подбирала такие выражения, что люди со
степенями по труднопроизносимым наукам бледнели, краснели и в дальнейшем
взирали на это диво плоти и чудо природы, на это ходячее "молоко со
сливками" с трепетным благоговением: так вон он какой, простой народ,
незатейливый и задушевно здоровый! Так что по-своему Лилиана была и не
глупа: умела произвести впечатление.
- Не умничайте, - наконец ожила трубка. - Все знают, какой вы
пустозвон.
- Я тоже люблю вас, дорогая.