"Валентин Петрович Катаев. Жена (Повесть)" - читать интересную книгу автора

который недавно перешел на обработку новой детали. Я открыла набухшую дверь,
и тотчас - как всегда - меня охватило ветром и сонным шумом станков.
Ничего не изменилось здесь со вчерашнего дня. Так же в синих утренних
сумерках сияли голые тысячесвечовые лампы. Так же под ногами по канавкам
бежала отработанная эмульсия, отсвечивая перламутром. Так же с точильных
камней внутри автоматов сыпались искры. Так же, возвышаясь над своим
станком, стояла на специальном ящике маленькая ремесленница Муся, в большой
черной шинели с подвернутыми рукавами, из-под которой выглядывали ножки в
чулках и поверх чулок еще в носках, напущенных бубликами на новые тапочки.
Так же строго и повелительно смотрели на меня военные плакаты и лозунги.
Все было по-старому. Только я одна была новая, со своим новым горем. Но
об этом горе не знал никто.
Я подошла к Мусе и поздоровалась. Девочка кивнула головой, не отводя
глаз от бункера станка, куда она прилежно, равномерно сыпала из горсти
маленькие стальные цилиндрики - ролики - ту новую деталь, на обработку
которой перешел цех. В то же время Муся другой рукой набирала из корзины
следующую порцию роликов. Когда же из правой руки в бункер упал последний
ролик, девочка ловко повернулась вполоборота и, не потеряв ни одной секунды
времени, стала высыпать в бункер из левой руки, а пустую правую тотчас
отвела назад и опустила в корзину, набирая новую порцию роликов.
Это была новость!
Некоторое время я постояла возле Муси, любуясь точностью и быстротой ее
движений.
- Молодец, Муся. Давно придумала?
Она с досадой помотала головой и ответила не сразу.
- Сегодня придумала, - сказала она нетерпеливо. - Двадцать шесть,
двадцать семь, двадцать восемь, - продолжала она шевелить пухлыми губами.
Я сразу поняла. Она считала ролики по десяткам и боялась сбиться со
счета. Я вытерла рукавом ее хорошенький носик, запачканный сажей. Она
мельком взглянула на меня краешком глаза и гордо подняла подбородок. Это я
тоже поняла. Она похвасталась. Вот, дескать, какая я. И правда, Муся была
чудесная девчушка.
Однажды к нам на завод приехали иностранные журналисты. Сытые, гладкие,
красные от русских морозов, в легких, но теплых шубах, в меховых перчатках и
толстых канадских башмаках, дымя сигаретами, они шли вместе с директором
нашего завода и с переводчицей в леопардовом жакете по обледенелому цеху,
фантастически озаренному багровым пламенем костров.
Проходя мимо Муси, они остановились и некоторое время с любопытством
наблюдали, как она работает. Вероятно, эта смешная и хорошенькая русская
девочка-ремесленница с испачканным носиком, которая стояла у станка на ящике
в большой черной шинели, заинтересовала их. Они выразили желание поговорить
с Мусей. Директор, улыбнувшись, похлопал Мусю по спине.
- Здорово, Муся. Как дела?
Она повернула к нему свое сосредоточенное, нахмуренное личико подростка
с запачканным носом. Некоторое время она беззвучно шевелила пухлыми губами,
про себя считая ролики по десяткам, а потом сказала:
- Не мешайте. Я занята.
И отвернулась к станку, продолжая прилежно сыпать ролики в бункер из
своей маленькой обмороженной руки. Она это сказала, конечно, без малейшей
рисовки, без всякого желания как-то особенно выгодно показать себя перед