"Тамара Катаева. Другой Пастернак: Личная жизнь " - читать интересную книгу автора

близкого Толстым семейства, знали и признавали разницу в положениях, и
Толстого не ловили. Именно это делало ее ровней. "Двоюродная бабушка
перестала даже бывать у сына одного нашего друга-нотариуса на том основании,
что тот женился на принцессе и спустился, таким образом, в ее глазах из
почтенного положения сына нотариуса до положения авантюриста, чего-то вроде
лакея или конюха, которых, говорят, королевы дарили иногда своей
благосклонностью" (ПРУСТ М. В сторону Свана).

"Это она - милая, добрая, с высоким открытым лбом и с "улыбкой взахлеб"
удостоила меня своей дружбы"
ТАРКОВСКАЯМ. А. Осколки зеркала. Стр. 14.
Марина Тарковская о Евгении Владимировне пишет не оригинально. О ней
все пишут однообразно - и словно по обязанности, будто полагается
пересказывать Пастернака, пересказать не только своими словами, но и с
добавлением обязательной "улыбки взахлеб". Так писали об Анне Ахматовой -
обязательно о гордости, о величии и пр., но там сама Анна Андреевна строго
смотрела, чтобы канон был соблюден. А Евгения Владимировна - она и для
себя-то не особенно жила, ей ли еще образ свой блюсти было? Но люди хотят
прикоснуться к легенде, вот они и рядом с ней - выстроив ее сами.
Некоторые улыбку эту видели по-другому. "На диване возле уже накрытого
обеденного стола, поджав под себя ноги, сидела с томиком Чехова Евгения
Владимировна, улыбаясь широкой, ничего не выражавшей улыбкой Моны Лизы".
ВИЛЬМОНТН.Н. О Борисе Пастернаке. Воспоминания и мысли. Стр. 126.
По многослойности изображений Вильмонта ясно, что Мона Лиза - это
самоопределение (пусть внутреннее), присутствием Моны Лизы дарила Евгения
Владимировна мужа и гостей.
"Я ушел непривычно рано с тяжелым чувством. В какое смешное положение
она его ставила!"
Там же. Стр. 63.
"...кривя душой, говорил, что Евгения Владимировна "очень милая" - из
уважения к избраннице дорогого мне человека. До конца их брака (да и позже,
когда это не имело никакой цены) я держался с ней преувеличенно учтивого
тона. Никогда насчет нее не судачил, хотя и видел ее насквозь с возраставшей
прозорливостью. Да поверит мне читатель, я всеми силами старался в ней
отыскать скрытые достоинства, прежде чем вынести окончательный приговор. И
кое в чем даже преуспел. Мне нравилось, когда она молча лежала на тахте с
открытой книгой и, не глядя в нее, чему-то про себя улыбалась. Тут я
неизменно вспоминал строфу Мюссе:

Elle est morte. Elle n'a pas vecu.
Elle faisait semblant de vivre;
De ses mains est tomble le livre,
Dans lequel elle n'avait rien lu.
(Она умерла. Но она не жила,
Только делала вид, что жила...
Из рук ее выпала книга,
В которой она ничего не прочла.)
Но, к сожалению, она не всегда молчала".

Там же. Стр. 64.