"Елена Кассирова. Кремлевский фантомас " - читать интересную книгу автораженский пучок и кокетливо его оплела подаренной костей красной косыночкой.
Иванов, как Гайдар, пухлый. Леонид Иванович - сладкоежка. Он ест третий кусок "Захера". За этот месяц он еще округлился. Глаза за очками черные и таинственные. Потехин сидит, как аршин проглотил, и почти не ест. Изредка пожует горошинку, кукурузное зернышко, еще какую-то незримую крошку. Он жилист, жёсток до некрасивости. Он как бы ороговел. Лицо рябовато от давнопрошедших подростковых авитаминозных фурункулов. Рябинки должны бы оживить лицо. Но нет, наоборот, мертвят. Возможно, Потехин с Ивановым невиновны. Политика и власть им не нужны. У них и без того есть дело. Потехин стремится в законный бизнес, а Иванов и вовсе - интеллигент, в бизнес он пришел из завлабов. Но Костя подозревал обоих, потому что понимал их. Да, они добились своего. Но настоящие престиж и самоуважение - тайные, а не явные. И Касаткин представлял, как любуются они дома втихаря на Гау и панагии. Разговор стал сладкий. Тамара к тому же всем поддакивала. Леонид рассказывал, как проиграл позавчера в Монте-Карло кучу денег и приобрел вчера, проезжая по Окружной, - трехэтажный средневековый замок прямо у шоссе: любовница из машины увидела, захотела владеть, остановились, вышли, пошли в дом, тут же и купили. Он? Или хватит ему для счастья того, о чем рассказывает? - Этого мало, - услышал Костя, потерявший нить разговора. - Один мой человечек, - продолжал Потехин, - дать на лапу не захотел, Или не он? Или всё же запретный плод слаще? Слаще или нет, надо смотреть на реальность. Звякнул звонок, кратко-настороженный, но резко-злой. Ввалился незваный Бодайбо с веником гвоздик и опять с "Реми Мартеном". - Желаю те, Мария Махдалина, мужика хорошего. Маняша мужественно расцеловалась с Бодайбо трижды. Октябрь сел за стол. От Бодайбо веяло корявой силой. Никого, впрочем, он не впечатлял. Смотрелся он жалко в новом спортивном, хоть и дорогом, костюме рядом с пышной Барабановой. Беседа заглохла. Заговорил Октябрь. Он стал проклинать дочубайсовских грабителей народного добра. Дескать, прихватизировали коммуняки, а рыжий отвечай. - Ну, ничего, - шипел Октябрь, - с ворами жить - по-волчьи выть. Надо действовать их же методами. - А то натравили народ на умных людей. Старухи заворчали. Но слово "народ" - транквилизатор. - Пра-а-льно, - продолжал он, пьянея, - Иуду распинать неинтересно. Интересно - Спасителя. Иванов с Потехиным отошли на кухню. - Ох, Октяб Георгич, Октяб Георгич, уж этот ваш Чубайс, - заученно сказали старушки. Провинциальная Октябрева принципиальность скоро разогнала собрание. Расходились, правда, вяло, незаметно. Рассасывались. |
|
|