"Канатная плясунья" - читать интересную книгу автора (Леблан Морис)

Глава 7. Срок приближается

Помещичий дом в Мануар-о-Бют когда-то был богатым барским замком. Имение стало приходить в упадок с тех пор, как хозяйничать в нем начал дед Рауля.

Старый барон в молодости был страстным охотником, блестящим дамским кавалером, неудержимым кутилой и убежденным бездельником. Главные черты своего бесшабашного характера он передал по наследству сыну, отцу Рауля.

— Когда я был демобилизован, — поверял Доротее свои дела Рауль, — я поселился здесь, надеясь, что мне удастся восстановить запущенное хозяйство. Но ни дед, ни отец не помогали мне в этом. Оба они твердили одно: «Рано или поздно мы будем богаты без всяких хлопот. К чему же стеснять себя?» В конце концов мы очутились в лапах ростовщика, который скупил наши векселя у кредиторов. И вот только сейчас я узнал, что во время моего пребывания в Роборэй дед заключил договор о залоге этому ростовщику всего имения. По договору тот имеет право через полтора месяца нас выселить.

Сам Рауль был человек мужественного и прямого характера и хотя не очень острого, но серьезного ума. В его манерах была заметна грубость деревенского жителя, но зато совсем не было фальши и принужденности горожанина. Доротея покорила его. Несмотря на присущую ему застенчивость, он не старался скрывать от Доротеи свои чувства. Он немедленно исполнял все, что она ему говорила.

По ее совету он подал властям заявление, в котором подробно сообщал о нападении на усадьбу. Попутно рассказал откровенно о том, что вместе с группой родственников рассчитывает в непродолжительном времени открыть спрятанные богатства и о том, какое значение для открытия клада имеет обладание золотой медалью. Не называя прямо настоящего имени Доротеи, он не скрыл своего отдаленного родства с ней и объяснил причины, заставившие ее приехать в Мануар.

Через три дня приехал Кентэн в компании Кастора и Поллукса. Фургон поставили посреди двора: Доротея, конечно, поселилась в нем, покинув удобные спальни дома, и началась счастливая беспечная жизнь пяти товарищей.

Что касается Доротеи, то она занималась наблюдениями и изысканиями, не спускала глаз со старого барона, который в сопровождении Голиафа бесцельно, нетвердой поступью бродил из конца в конец по двору. Взгляд его бессмысленно блуждал по сторонам, но Доротея упорно следила за ним, надеясь подхватить хоть какой-нибудь проблеск сознания или воспоминания о прошлом.

Несколько дней подряд она почти безвыходно провела на чердаке, где сохранилось несколько библиотечных шкафов и ящиков с книгами, брошюрами, письмами и деловыми папками, относящимися к прошлому веку. Она копалась в старых бумагах и тщательно изучала переписку старых Давернуа, доклады управляющих имениями, документы церковного архива.

Как-то раз они катались по озеру на лодке. Доротея, сидевшая на веслах, перестала грести, пустив лодку по течению.

— Приближается срок, — сказала она.

— Какой? — спросил Давернуа.

— Тот, на приближение которого указывает целый ряд обстоятельств. Помните, что говорил старый барон перед вашим отъездом в Роборэй? «Когда вернешься, я открою тебе важную вещь». Как жаль, что он потерял рассудок и не успел посвятить вас.

— По вашему, все-таки есть надежда, несмотря на то что медаль пропала? Мы искали ее везде, перерыли все вещи. Нигде ничего.

— Ваш дед знает разгадку… Его рассудок умер, но инстинкт, то, что называют подсознательным, живет. Не может не жить. Вы подумайте, ведь надежды, связанные с золотой медалью, зрели в течение нескольких поколений. Медаль спрятана в какое-нибудь очень потайное место. И, конечно, когда настанет определенный момент, барон чем-нибудь, нечаянным жестом, беспокойным взглядом выдаст нам, где она находится.

— А почему вы не допускаете, что Эстрейхер отнял у деда медаль?

— Этого не может быть. Иначе из-за чего была борьба между ним и старым бароном? Ваш дед сопротивлялся до конца, и только наше появление заставило Эстрейхера бежать.

— Ах, если бы только я поймал этого негодяя! Лодка бесшумно скользила по течению. Доротея очень

тихо проговорила:

— Молчите. Он нас слушает. — Где? Как?

— Он тут, близко и, может быть, прислушивается к нашему разговору.

— Вы его видите?

— Нет, но я догадываюсь о его присутствии. А он, вероятно, за нами наблюдает.

— Откуда?

— С одного из холмов. В первый же раз, когда я услышала, как называется ваше имение, я подумала, что в нем есть намек на какое-то убежище, на скрытое место или что-нибудь в этом роде. В архивах на чердаке я нашла подтверждение. Действительно, со времен вандейского восстания где-то в окрестностях Тиффожа и Клиссона должны быть остатки окопов, подземные ходы и пещеры.

— Но как об этом мог узнать Эстрейхер?

— Без особого труда. Когда Эстрейхер задумал учинить нападение на вашего деда, старый барон был один. Ему некого было стесняться, и во время прогулки он мог зайти в какой-нибудь такой тайник. А Эстрейхер шпионил за ним. Посмотрите кругом. Видите, почти на каждом холмике, в любом месте можно устроить наблюдательный пункт и оттуда следить за всем, что происходит в имении. Эстрейхер непременно где-нибудь тут.

— Что же он делает?

— Ищет. А еще больше следит за моими поисками. Он ведь тоже хочет получить в свои руки золотую медаль. И боится, как бы я его не опередила.

— Раз вы уверены, что он здесь, то надо сообщить полиции.

— Еще рано. Если он скрывается в каком-нибудь подземелье, то оттуда, вероятно, есть несколько выходов. Он легко ускользнет, если заметит, что на его след напали.

— Какой же у вас план?

— Дать ему выбраться наверх и тут прихлопнуть.

— Когда и как?

— Чем раньше, тем лучше. Я видела ростовщика Вуарена, он мне показывал договор о продаже имения. Если к 5 часам вечера 31 июля Вуарен, всю жизнь мечтавший купить ваш Мануар, не получит трехсот тысяч франков наличными деньгами или государственными обязательствами, он вступает во владение Мануаром.

— Увы, знаю. И так как нет никаких оснований надеяться, что я в течение месяца разбогатею…

— Неправда. Есть основания. Те же самые, которые были у вашего деда. Он сказал Вуарену: «Не радуйтесь преждевременно. Точно в день 31 июля я заплачу вам весь долг до последней копейки». Рауль, это первое определенное указание, дошедшее до нас. До сих пор были только неясные семейные предания, голые слова, а сейчас перед нами факт.

Лодка толкнулась о берег. Доротея выпрыгнула первой и, пока Рауль возился с уборкой весел, отошла немного и крикнула ему нарочно громко, словно хотела, чтобы ее слова слышал еще кто-то, кроме Рауля:

— Рауль, сегодня 27 июня. Через несколько дней вы будете богаты. Я тоже. А Эстрейхера вздернут, и он умрет на виселице, как я ему предсказала.

Вечером того же дня, когда совсем стемнело, Доротея крадучись выбралась из усадьбы и пошла по дороге между заборами крестьянских садов и огородов. Через час ходьбы она остановилась у калитки одного из таких садиков. В глубине садика светились окна небольшого дома.

В своих расследованиях и расспросах Доротея натолкнулась на имя Жюльетты Азир, которую народная молва называла одной из стародавних любовниц деда Давернуа. Барон до старости сохранил привязанность к ней; в последний раз он посетил ее за несколько дней до своей болезни. Этого одного было достаточно, чтобы Доротея заинтересовалась ею. Но интерес возрос в десятки раз после того, как ее болтливая горничная сказала Кентэну, что у Жюльетты Азир есть медаль вроде той, какую разыскивали в Мануаре.

Доротее пришла в голову мысль воспользоваться тем, что горничная раз в неделю имеет выходной день, явиться в этот день к старухе и прямо спросить Жюльетту Азир о медали. Но случилось иначе. Дверь не была заперта и, когда Доротея вошла в комнату, первую от входа, то она увидела, что старая дама спит в кресле, склонившись над шитьем. Около нее был стол с небольшой лампой.

Она огляделась кругом. Посмотрела на картины, развешанные по стенам, на часы, на канделябры. В глубине комнаты была лестница на верхний этаж. Она направилась к ней, но в это время услышала скрип входной двери. И Доротея моментально догадалась, что явился Эстрейхер. Одно из двух: или он следил за нею, или он явился по собственному почину, сам додумавшись до того, что здесь можно найти концы потерянных нитей… Надо бежать. Куда? По лестнице на второй этаж? На это уже не хватит времени. Рядом была стеклянная дверь, вероятно, в кухню. Там должен быть другой выход.

Она скользнула за дверь, но тотчас же убедилась в своей ошибке: это была не кухня, а совершенно темная и очень маленькая комната, скорее даже шкаф, в котором еле-еле умещался человек. Выбора не было.

Задержись она хоть секунду, ее заметили бы двое мужчин, осторожно на цыпочках входившие в комнату.

Сквозь дырку в занавеске Доротея без труда узнала Эстрейхера, несмотря на поднятый воротник и надвинутую на лоб фуражку. Его спутник тоже прятал в шарф свое лицо. Их разговор был хорошо слышен.

— Старуха спит, — сказал Эстрейхер. — Как бы не разбудить.

— Не разбудим… Станем вот тут… Как только твоя девчонка войдет, сразу рот заткнем, пикнуть не успеет. Только придет ли? Не зря ли ждем?

— Не зря. Я проследил. Дело ясное: она выведала, что сегодня горничной нет дома, и пошла сюда, чтобы застать старуху одну… Ну, уж если попадется в руки, скоро не вывернется. Я ей напомню Роборэй.

Доротее стало страшно от зловещего тона, которым Эстрейхер произносил последние слова. Он и его товарищ замолчали, прислушиваясь ко всякому шороху.

Прошло несколько минут. Эстрейхеру надоело ждать.

— Не придет. Шла в эту сторону. Должно быть, по дороге раздумала.

— Уйдем?

— Поищем медаль.

— Два раза уже перерыли весь дом сверху донизу.

— Не с того конца за дело брались. Надо начать со старухи. Тем хуже для нее. Сама спрятала, сама пускай и расплачивается.

Эстрейхер запер дверь и положил ключ к себе в карман. Затем подошел к спящей, примерился, нацелился и бросился на нее, опрокинув старушку на спинку кресла и сжав руками горло.

Его соучастник загоготал:

— Здорово! Только ты полегче, а то ведь на тот свет сразу отправишь и слова сказать не дашь.

Эстрейхер разжал немного пальцы. Старушка вытаращила глаза и тихо застонала.

— Говори, — потребовал Эстрейхер. — Барон дал тебе на сохранение медаль. Куда ты ее дела?

Жюльетта Азир не могла сообразить, что случилось. Эстрейхер встряхнул ее.

— Будешь ты у меня говорить или нет? Где медаль твоего старого дружка? Она у тебя… Не отнекивайся, старая ведьма… Горничная проговорилась. Ну же, говори, а не то…

Он схватил с камина увесистые щипцы и помахал ими:

— Раз… два… три… После двадцати я разможжу тебе голову.