"Канатная плясунья" - читать интересную книгу автора (Леблан Морис)

Глава 12. Живительный эликсир

Доротея ничего не отвечала, задумавшись над странным посланием маркиза. Ее компаньоны смотрели на нее и ждали, что она скажет. Но она молчала. Тогда Джордж Эррингтон решил высказаться первым:

— Ловко сделанная шутка.

— Не совсем так. Почему вы думаете, что это шутка?

— Ну, знаете ли… воскресение из мертвых!.. живительный эликсир!.. спрятанные драгоценности!.. Чепуха, сказки!..

— Правда, для нашего века все это довольно необыкновенно. Но все-таки не забывайте, что письмо, нам адресованное, до нас дошло, у каждого из нас есть золотая медаль, мы все собрались на рандеву по приглашению, посланному двести лет назад, и мы оказываемся принадлежащими к одной и той же фамилии. Пока все произошло так, как маркиз Богреваль и предполагал.

— По-вашему, нам надо проделать все, о чем он пишет?

— Непременно. Это наш долг.

— Позвольте вам заявить, — вмешался в разговор нотариус Деларю, — что я не пойду с вами. У меня нет никакой охоты идти с визитом к маркизу Богреваль и смотреть на человека, которому двести шестьдесят лет от роду.

— Он вовсе не так стар, как вы говорите. Двести лет сна ничего не прибавили к его возрасту. А потом, господа, я сейчас вспомнила. Ведь Фонтенель действительно умер, когда ему было около ста лет. В самом деле, не объясняется ли такая долговечность эликсиром, который Богреваль ему преподнес?

Марко Дарио поставил вопрос ребром:

— Верите вы или не верите?

— Тсс… Нельзя ставить вопроса так… Всему я не верю, но все-таки тут есть кое-что… Скоро все узнаем… А сейчас, признаться, мне хочется совсем другого… — Чего?

— Я ужасно голодна. Так, господа, как, вероятно, и сам маркиз Богреваль, двести лет ничего не евший.

Молодые люди, кроме русского Куробелева, имели сумочки с провизией. Большую каменную плиту быстро превратили в стол. Дружной, веселой компанией позавтракали. «Семейный завтрак на лоне природы», — сказала Доротея. Было даже вино.

Шутили, смеялись, играли. Ухаживали за Доротеей. Часа в три, устав от игр, присели в кружок, центром которого явился уже не нотариус, а Доротея. Решили отправиться с «визитом к предку».

Вышли со двора, обогнули стены. Открылась аллея из сотни деревьев, она началась от круглой площадки, на которой высился чудесный, величественный дуб.

Нотариус Деларю, подделываясь под тон проводника, объявил:

— Прошу уважаемых путешественников обратить внимание. Перед нами деревья, которые насадил отец маркиза Богреваль. Несмотря на древний возраст, крепки и могущественны. Вот дуб — царь. Несколько поколений находили себе под его ветвями защиту от дождя и непогоды. Мужчин прошу снять шляпы, отдавая дань почтения такой старине.

Там, где кончалась аллея, в давние времена проходила замковая ограда, теперь еле заметны были ее остатки. А дальше на невысоком пригорке виднелся овальный остов старинной башни.

— Башня Кексэн, — продолжал Деларю. — Самая древняя башня в здешних местах. Постройка ее относится к раннему средневековью. Там ждет спящий царевич — маркиз Богреваль, которому мы возвратим жизнь, прыснув на него капелькой чудодейственного эликсира.

Левая сторона башни представляла собой бесформенную груду развалин, зато правая почти не была тронута временем. В ее толстых стенах действительно могла уместиться и лестница, и комната упокоения маркиза Богреваль.

Низы башенных стен так заросли травой и кустарниками, что наша компания лишь с трудом пробила себе дорогу и отыскала арку подъемного моста, а на ней выемку опускной решетки.

— Это доказывает, что мы не имеем предшественников. Тут давно не ступала человеческая нога, — сказала Доротея.

Прежде чем приступить к тому, что предписывал в своем послании маркиз, занялись осмотром всей башни. Под сводами арки прошли вглубь. Это был двор у башни, часть которого в старину была застроена жилыми помещениями. Следов крыши, правда, не осталось, но были видны перегородки комнат и дымовые ходы печных труб. Одной стороной стена башни спускалась вниз.

— Посмотрите вниз, — показала Доротея. — Этим путем тоже можно пробраться. Оттуда есть свой выход на перешеек. Сюда, вероятно, устраиваются прогулки. Вон, видите, куски бумаги и пустая коробка из-под сардин.

— Почему же дорога так запущена, если здесь бывает публика?

— Кто же ее будет расчищать?

Исполнить приказание маркиза Богреваль не торопились. К посланию относились недоверчиво. И вернулись обратно к подъемному мосту не для того, чтобы проверять маркиза, а для того, чтобы успокоиться и сказать себе: «Приключение окончено, можно возвращаться домой».

Доротея, казалось, тоже была настроена недоверчиво и относилась ко всей затее, как к забавной шутке.

— Кузены! Я объявляю себя командиром. Вы не для того приехали из Америки и России, чтобы стоять сложа руки. За работу! Очистите от травы камни на стене… Докажем нашему знаменитому и достославному предку, что мы послушны его воле. В борьбе с природой на развалинах древней башни приобретем себе право, вернувшись домой, не думать больше о золотой медали… Очистим свою совесть перед потомками… Готово? Теперь, господин Дарио и господин Эррингтон, отсчитайте каждый на своей стороне третий камень вверх… Правильно… Почтительно склонив головы перед памятью маркиза Богреваль, приготовьтесь толкнуть, тихо толкнуть эти камни.

Камни были так высоко, что даже высокий англичанин едва доставал до них рукой.

— Тихо толкните… С верой в сердцах! У господина Деларю нет веры, но он как посторонний имеет на это право.

Молодые люди уперлись в намеченные камни.

— Так, так… Еще немного… Больше усилий… Да исполнятся слова маркиза Богреваль. Да отодвинется стена вовнутрь!

— Мой камень поддается, — проговорил англичанин.

— И мой тоже, — сказал итальянец. Действительно, камни сдвинулись с места. Еще секунда, а верх стены отодвинулся внутрь, образовывая покатую площадку. В глубине в темноте виднелось несколько ступенек лестницы.

Англичанин, изменяя своему хладнокровию, удивленно вскрикнул:

— Благородный джентельмен не соврал. Вот лестница. На один момент все оцепенели. Сама по себе падающая стена — пустяки. В старинных постройках это не диво. Мало ли там бывало всяких подземных ходов, тайных дверей и прочее? Но то, что стена упала после того, как были исполнены указания маркиза Богреваль, — вот это поразило всех.

— Если на лестнице окажется действительно сто тридцать две ступени, я буду убежден окончательно, — заявил Эррингтон.

Нотариус Деларю, кажется, тоже был поколеблен в своем безверии, но сразу сдаваться он не хотел.

— Как? Не собираетесь ли вы утверждать, что маркиз…

— Что маркиз нас ждет, как ждал бы всякий живой человек, которого мы предупредили о своем визите.

Молодые люди вошли внутрь стены. Нотариус и Доротея за ними. Два карманных электрических фонарика заменили факелы, которыми рекомендовал запастись Богреваль. При их свете стала видна очень высокая винтообразная лестница. Дарио поднимался первый.

— Пятнадцать… шестнадцать… семнадцать, — считал он. На пятидесятой ступени дыра в стене пропускала свет.

Доротея высунула голову в эту дыру, но подножия башни нельзя было рассмотреть, так как под самой дырой проходил широкий выступ карниза. Дарио считал:

— Сто… сто десять… сто двадцать… сто тридцать… сто тридцать один… сто тридцать два… Дальше идти нельзя. Лестница упирается в стену.

— На верхней ступеньке есть три плитки? — спросила Доротея.

— Есть.

— А железная палка?

— Тоже.

Доротея поднялась и осмотрела верхние ступеньки, стену, преграждавшую путь, и железную палку. Все совпало полностью с завещанием маркиза.

— Отбивайте штукатурку. Она лежит тонким слоем. Действительно, после четырех-пяти ударов штукатурка осыпалась и дверь обнажилась.

— Черт возьми, — бормотал трусливый нотариус, — программа исполняется точка в точку.

— О, господин нотариус, — усмехнулась Доротея, — через минуту, когда откроется дверь, ваш скептицизм исчезнет без следа.

— Он уже исчез, я уверовал. Этот старый плут был прекрасным механиком и, доживи он до наших времен, любой театр пригласил бы его режиссером для постановки страшных сцен.

Доротея поставила ногу на одну из плиток. Эррингтон и Дарио наступили на две других.

Дверь закачалась и медленно стала открываться.

— Святая мадонна, — прошептал Дарио. — Тут или божье чудо, или работа дьявола.

При свете фонарей за дверью можно было видеть довольно большую комнату без окон, со сводчатым потолком. На голых стенах ни орнамента, ни рисунка, ни украшения. Никакой мебели. И только в глубине налево за занавесью, грубо приколоченной к балке под потолком, был отгорожен угол. Там должен был лежать маркиз Богреваль.

Пятеро мужчин и Доротея стояли молча, не двигаясь. Побледневший Деларю был близок к обмороку.

Доротея не могла оторвать взгляда от занавеси. Итак, события не закончились ни встречей наследников, ни чтением послания маркиза. Они развивались дальше, перешли в старую, давно всеми покинутую башню и будут разыгрываться здесь, где две сотни лет не звучал человеческий голос. Два века назад маркиз принял напиток, который его или усыпил… или убил. Что на кровати: груда мертвых костей или живой человек?

Доротея смотрела вопросительно на своих кавалеров, как будто спрашивая:

— Из вас кто-нибудь решится идти первым? Они молчали. Никто из них не шевельнулся.

Тогда Доротея сделала шаг вперед. Робко протянула дрожащую руку. Схватила край занавеси и медленно приподняла. Молодые люди подошли ближе и направили свет своих фонарей.

За занавесью была кровать. На ней лежал человек.

Эта картина была так удивительна, что Доротея едва удержалась на ногах и выпустила занавесь из рук.

Тогда Арчибальд Вебстер выступил вперед, подхватил падавшие края занавеси.

Человеку, лежавшему в кровати, можно было бы дать лет шестьдесят, но странная бледность и совершенная бесцветность кожи без единой кровинки создавали впечатление, не вяжущееся ни с каким возрастом. Череп совершенно голый. Заострившийся нос. Глубоко ввалившиеся глазные впадины. На огромном лбу, на скулах и на подбородке кости, обтянутые кожей.

На левой руке только четыре пальца, вместо пятого глубокая борозда до середины ладони.

Обветшавший от времени, наполовину съеденный молью костюм — черный суконный кафтан, зеленый шелковый жилет и короткие брюки. На ногах ни чулок, ни башмаков.

— Он мертв, — тихо произнес кто-то из мужчин. Чтобы удостовериться в этом, надо было нагнуться и приложить ухо к груди, где должно биться сердце. Но лежавшее подобие человека производило такое впечатление, что можно было опасаться, как бы оно не рассыпалось от самого легкого прикосновения.

Кроме того, разве можно сомневаться в смерти мертвеца?

Деларю шепотом умолял Доротею:

— Уйдем отсюда… уйдем. Это нас не касается. Джорджу Эррингтону пришла удачная мысль. Он вынул из кармана маленькое зеркальце и поднес его к губам лежавшего на кровати. Прошла целая минута, долгая, томительная и страшная. И вдруг… Зеркальце чуть-чуть помутнело.

— Он жив!.. Он жив!

Нотариус не мог больше держаться на ногах, присел на край постели и бормотал:

— Сатанинское дело… Уйдем…

Все переглянулись. Этот мертвец жив! Но ведь он же мертвец! Конечно, мертвец. Однако, ведь мертвые не дышат, а он дышит.

— Смотрите, смотрите, — сказала Доротея. — Его грудь поднимается и опускается… да, едва-едва заметно…

Кто-то возразил:

— Невероятно… Как же объяснить подобное явление?

— Я не знаю… не знаю. Может быть, это вид летаргии… Гипнотический сон… Значит, надо действовать.

— Как действовать?

— Как указано в завещании. Наш долг исполнить указания слепо и не рассуждая.

— Что же делать?

— Постараемся разбудить его с помощью эликсира, о котором говорится в завещании.

— Вот он, — сказал Марко Дарио, взял со стула сверток, развернул его и вынул маленький флакончик старинной формы с длинным горлышком.

— У кого есть нож? — спросила Доротея. — Спасибо, Вебстер. Откройте лезвие и всуньте кончик ему между зубами, как сказано в завещании.

У постели спящего началось то движение, которое бывает у постели больного с той только разницей, что никто толком не отдавал себе отчета в своих действиях.

О край скамейки Доротея отбила горлышко флакончика. Вебстер с большим трудом исполнил данное ему поручение. Губы были крепко сжаты, а зубы, черные и в большинстве испорченные, так плотно сомкнуты, что кончик ножа не мог пробить себе дороги. Наконец удалось: зубы разомкнулись.

— Довольно! — скомандовала Доротея.

Она склонилась над спящим, держа в правой руке флакон с эликсиром. Приставила флакон к губам и медленно опрокинула. Сначала упало несколько капель жидкости, по цвету и запаху напоминающей зеленый шартрез, а потом в рот потекла тонкая струйка. Так до тех пор, пока флакон не был опорожнен.

— Конец, — сказала Доротея, поднимаясь.

Она пробовала улыбнуться, но, увидев, что компаньоны, не обращая внимания на нее, во все глаза смотрят на спящего, пробормотала:

— Подождем… Подействует не сразу.

А про себя думала: «Неужели я серьезно думаю, что эликсир может подействовать? Неужели может прекратиться сон… или, вернее, смерть, потому что такой сон все равно что смерть?.. Нет, мы просто-напросто жертвы галлюцинации. Нет, нет, тысячу раз нет! Люди не воскресают».

Прошло пять минут. И еще пять минут.

Тяжелое ожидание. И бессмысленное? Да, вообще говоря, совершенно бессмысленное и даже непозволительное для шести взрослых интеллигентных людей. Но в данном случае были и основания и оправдания в той почти математической точности, с которой исполнились все другие предсказания маркиза Богреваль.

— Пятнадцать минут, — произнес итальянец. Прошло еще несколько секунд… и все задрожали от ужаса.

Веки мертвеца дрогнули.

Раз, еще раз… Так отчетливо и ясно, что сомневаться было невозможно.

— О-ох, — простонал нотариус, — он жив…