Глава XII — Последний бой

Глухо заскрипев, отворилась дверь камеры. На пороге тут же возникли трое стражников с арбалетами, направленными на узников. Из-за их спин вышел бывший дворецкий графа де Карнэ.

— Господин Эстис, извольте проследовать со мной, — чуть поклонившись, проговорил он. Змей, взвившийся на ноги еще когда дверь только начала открываться, с подозрением покосился на бывшего слугу его отца.

— Зачем?

— С вами желают поговорить. Прошу вас, не вынуждайте меня применять силу, — мягко добавил Шениль. — Несмотря на все ваши заблуждения, вы все еще остаетесь мне глубоко симпатичны, и я бы не хотел, чтобы лорду Птице пришлось бы отдавать более… жестокие приказы.

Граф бросил быстрый взгляд на Арну. Танаа почти незаметно пожала плечами — она не могла прочувствовать намерения дворецкого, как и все в этом замке, он был защищен от ее проникновения в сознание.

— Ладно, — наконец, согласился Змей. — Идем.

— Я рад, что вы по-прежнему бываете благоразумны, молодой господин, — Шениль улыбнулся, и вышел из камеры. Эстис последовал за ним, отметив, что его по-прежнему держат под прицелом арбалетов.

Когда за стражниками закрылась дверь, Орогрим обеспокоено обернулся к Арне.

— Как думаешь, куда его повели?

— Не знаю, — обескуражено ответила та. Ничего подобного ее план не предусматривал. — Надеюсь, ему не причинят особого вреда…

— Хотел бы я в это верить!

Потянулись минуты тягостного ожидания. И чем больше проходило времени с того момента, как увели Змея, тем больше Арна волновалась — Птица должен был послать за ней уже довольно давно!

Наконец, снаружи вновь раздался лязг открывающихся запоров и замков. Уже привычно оказавшись под прицелом, Танаа и орк увидели входящего в камеру Неркиса, невысокого плотного человечка, кажется, одного из помощников самозваного лорда.

— Милорд желает видеть вас обоих, — мерзко улыбаясь, сказал он. — Но сперва он хотел бы, чтобы вы привели себя в порядок.

— Каким образом? — Арна красноречивым жестом обвела маленькое, сырое, грязное помещение.

— Вас проводят в комнату, где вы сможете помыться и переодеться. Следуйте за мной.

Несколько минут их вели по мрачным коридорам подземелья — подвал в замке Сайлери был обширным, а Птица, похоже, его расширил и приспособил для содержания узников, понастроив небольшие камеры везде, где только можно. В результате просторное некогда подземелье теперь было пронизано десятками маленьких коридорчиков и переходиков, где-то Орогриму приходилось складываться чуть ли не вдвое, чтобы протиснуться под низкими сводами.

Наконец, подвал закончился. Узников вывели наверх по довольно широкой лестнице, где три человека могли идти в один ряд, провели по опоясывающему замок по внешней стороне коридору, и оставили в небольшой комнате без окон, заперев за ними дверь.

Комната была разделена на две части высокой номиканской ширмой, в каждой половине стояла большая ванна, полная горячей воды, и несколько ведер. Наклонный пол помещения обеспечивал сток. В одной половине на стене висело простое платье париасского покроя, с юбкой чуть ниже колен и кушаком, во второй — орочьих размеров штаны и рубашка. Обуви узникам не предложили, но Арну это и не волновало — она была рада возможности хотя бы просто помыться теплой водой, и расчесать волосы.

Когда через полчаса дверь без предупреждения открылась, Танаа как раз откладывала в сторону расческу. Неркис похотливо оглядел девушку — тонкая ткань платья совершенно не скрывала фигуру, скорее подчеркивая все ее достоинства, и велел следовать за ним, объявив, что лорд их уже заждался.

Однако в небольшой зале, куда их проводили стражники, Птицы не обнаружилось. За спинами Грима и Арны закрылась дверь, тяжело бухнул засов с обратной стороны.

Зала была довольно богато обставлена, в самом центре ее стоял большой стол, к которому с одной стороны было приставлено высокое кресло, с другой — удобный диванчик, на котором с удобством могли расположиться три человека. Или одна девушка, и орк. Сам стол был заставлен блюдами с яствами, источающими пряный аромат — Птица явно предпочитал париасскую кухню — и бутылками разнообразных вин.

Танаа нервно вслушалась в окружающее пространство. Вроде бы, все шло именно так, как она рассчитывала — но в то же время, она совершенно не ощущала уверенности. Да и Эстис, по ее замыслу, должен был быть с ними…

— Рад приветствовать вас, дорогие гости, — проговорил Птица, заходя в залу с другого ее конца, через небольшую дверь, скрытую драпировкой. — Прошу вас, присаживайтесь, — радушно улыбаясь, проговорил он.

Арна ни на секунду не поверила в это радушие и показную доброжелательность. Она прекрасно чувствовала похоть лорда, чувствовала, как он пожирает ее глазами, как уже представляет ее обнаженной и связанной в его спальне… или даже здесь, прямо на толстом ковре, устилающем каменный пол, на глазах у ее друзей…

— Благодарю вас, милорд, — вежливо поклонилась Танаа, незаметно наступая на ногу орку — делай то же, что и я!

Грим буркнул себе под нос что-то, что только при очень большом желании можно было принять за слова благодарности, но голову все же чуть наклонил, и тяжело уселся на диван, на котором уже устроилась, поджав под себя ноги, Арна.

— Вероятно, вы голодны? — продолжая изображать гостеприимного хозяина, сказал лорд. — Прошу вас, угощайтесь. Честное слово, еда и напитки не отравлены. Для вас, леди, я приказал принести сок — насколько я понимаю, вы не употребляете алкоголь.

— Как и мясо, — вежливо улыбнулась Танаа, внутри оставаясь напряженной до предела.

— Здесь достаточно овощей и фруктов, а если желаете, я могу распорядиться, чтобы подали молока.

— Ну что вы, мне вполне хватит сока.

— В таком случае рекомендую вон тот кувшин, слева от вас — совершенно замечательный сливовый сок, привезенный из Париаса. Знаете, в восточной части этой страны растут великолепные сливовые деревья, из которых делают как сок, так и вино, практически ничем не уступающее фруктовым винам Номикана…

Тем временем Орогрим стащил себе на тарелку жареного перепела, и принялся его разделывать, вытирая жирные пальцы прямо о шелковую скатерть. По лицу Птицы скользнула тень недовольства, но он все же продолжил вежливую беседу ни о чем.

Обсудив все преимущества париасских и номиканских фруктов, и того, что из них можно делать, собеседники перешли к тонкостям выращивания цветов. Арна с удивлением обнаружила, что лорд прекрасно разбирается в цветоводстве, почти так же хорошо, как монахи из Дан-ри.

В общем, беседа шла своим чередом. Танаа начинала уже откровенно нервничать, а Птица, все так же улыбаясь, не проявлял никакого интереса к ней. Хотя уже полчаса назад должен был не выдержать, и…

Солнце, весь день прогревавшее своими лучами воздух, медленно клонилось к горизонту, окрасив небо в ало-золотые цвета. На востоке же собирались тучи — дождь дал всего один день хорошей погоде, и с минуты на минуту готовился вновь залить графство Сайлери потоками холодной воды.

Мантикора сидел на верхней площадке сторожевой вышки, и мрачно точил меч. Чувствовал он себя омерзительно — хотя полуэльф не получил в бою ни одной мало-мальски серьезной раны, но крови потерял достаточно. Болело треснувшее в момент падения ребро, гудела тяжелая, словно налитая свинцом, голова. Гундольф предлагал ему пока что не вставать, но Талеанис сослался на то, что в постели ему легче не становится, а так он способен хотя бы посидеть на вышке, освободив кого-нибудь из часовых для того, чтобы те могли заняться чем-нибудь, на что он сам сейчас способен не был. Рыцарь, прекрасно понимающий нежелание соратника отлеживаться, когда им в любой момент может грозить смертельная опасность, согласился, настояв лишь на том, чтобы тот торчал на вышке не больше, чем по четыре часа с перерывами.

Минут через пятнадцать зарядил мелкий косой дождик. Мантикора поежился, застегнул плащ, и отошел под навес, наскоро сооруженный над смотровой площадкой. Окинул взглядом деревню — и признал правоту ее жителей. Она уже больше смахивала на очень маленький, но, тем не менее, город. Все время укрепляемый частокол с круговым помостом для лучников напоминал городскую стену, сторожевая вышка лишь усиливала это сходство. У ворот внизу дежурили два человека в доспехах и с оружием. Никаких коз, кур, и свиней, в изобилии бегающих по улицам обычной деревни, здесь не наблюдалось. Все жители были собраны, сосредоточены, все занимались каким-нибудь делом, даже женщины и подростки ходили с оружием. Талеанис вспомнил бой — и в очередной раз восхитился мужеством этих людей. Ведь они спокойно моги сдаться Птице — тот, хоть и жестокий человек, но идиотом не был, и понимал, что люди ему нужны живыми и здоровыми — калеки не смогут работать в полях, а не будет полей — не будет хлеба, и многого другого. Они могли сдаться ему, и продолжать жить почти так же, как раньше — но они предпочли остаться свободными, и доблестно сражались за свою свободу и свою жизнь. Они могли выдать Птице Гундольфа и самого Мантикору, и получить награду, но они этого не сделали — больше того, скорее всего, они об этом даже не задумались. И сражались эти люди не как напуганные крестьяне, а как воины, причем и мужчины, и женщины, и даже младшие из подростков, почти что дети.

— Мы должны суметь их защитить, — негромко сказал он сам себе. — Иначе мы навсегда останемся в собственных глазах трусами и никчемными предателями.

Бросив меч в ножны, Талеанис обернулся в сторону, где за холмом виднелась темная громада замка Сайлери. И застыл, сжав в руке символ Дианари, который носил с тех самых пор, когда тот спас ему рассудок.

Справившись с шоком, и нахлынувшим за ним отчаянием, полуэльф бросился к лестнице, и в считанные секунды оказался на земле.

— Всадники на холме! К оружию! К оружию! — кричал он на бегу.

Навстречу Мантикоре выбежал Гундольф.

— Что случилось?

— Всадники. Чуть больше полусотни. Но это не тот сброд, что мы раскидали вчера. Я думаю, это те наемники, которых сюда привез Змей — как он думал, в помощь отцу.

Рыцарь выругался.

— У нас почти нет шансов… — пробормотал он. — Только если…

— Если что?

— Талеанис, готовь людей к бою. Я попробую кое-что сделать — если получится, то мы, возможно, переживем этот вечер, — в глазах Грифона разгоралась мрачная решимость. — Бери на себя командование.

— Есть! Ловушки восстановлены?

— Да, но я полагаю, что эти так просто в них не попадутся.

— Но вдруг…

— Все возможно. Собирай людей! — и Гундольф опрометью бросился на вышку. Талеанис посмотрел ему вслед — его не оставляло ощущение, что возможно, он видит рыцаря в последний раз, а ведь за эти дни, что им пришлось вдвоем руководить обороной города, они успели стать если и не друзьями, то очень хорошими приятелями…

Стряхнув с себя секундное оцепенение, полуэльф бросился бегом по улице, созывая людей.

Все были готовы к этому. И буквально через пять минут вооруженные кто луком, кто топором, кто мечом, жители города собрались у ворот. Они были готовы как можно дороже продать свои жизни — несмотря на то, что знали — их семьям, как и им самим, это уже ничего не принесет. Но столь сильна была ненависть к проклятому лорду Птице, что жители города были готовы убивать, умирая.

Это был их последний бой. И они были к нему готовы.

— Что ж, я бесконечно благодарен вам за то, что согласились разделить со мной трапезу, и скрасили мое время, — дружелюбно улыбаясь, заговорил Птица.

Дверь распахнулась, и в залу вошли несколько человек, тащивших закованного в цепи Змея. Арна вслушалась в него, и в ужасе попыталась обернуться — но тут же поняла, что не может пошевелиться. Судя по сдавленному хрипу со стороны орка, с ним произошло то же самое.

Все то время, пока Танаа и Грим приводили себя в порядок, а потом ели и разговаривали с Птицей, несколько опытных палачей истязали молодого графа. На Эстисе в буквальном смысле не было живого места — кожа истерзана ударами плетей и ожогами от раскаленных прутов, все тело покрывали багровые кровоподтеки от ударов, один глаз заплыл так, что не видел ничего, остатки одежды насквозь пропитаны кровью…

А лорд тем временем продолжал говорить, и говорил он такое, что у Арны волосы на голове зашевелились от ужаса.

— Я очень рад, что вы приняли верное решение, и готовы и дальше со мной сотрудничать. Поверьте, я умею быть благодарным. Кроме того, как видите, я сдержал свое обещание — сейчас последний из графов Сайлери умрет, и после того, как я закончу свои дела здесь, этот замок и все земли графства перейдут в ваше безраздельное пользование. Неркис, выведи графа на середину залы! Я хочу, чтобы мои дорогие друзья видели, что я не собираюсь их обманывать. Он ведь подписал завещание в пользу миледи Арны?

— Разумеется, мой лорд, — скалясь, подтвердил помощник.

— Вот и прекрасно. Убейте его!

Ставшее таким чужим и враждебным тело Арны довольно улыбнулось — а Танаа беззвучно кричала от ужаса. Сейчас Птица на самом деле впустил ее в свое сознание — не давая возможности ни на что повлиять, но зато позволяя увидеть, что именно произошло, и что он задумал. Он снимал блок за блоком в ее памяти, и девушка словно бы видела себя и все свои последние действия против лорда со стороны.

Защитники города выстроились перед воротами. Мантикора раздавал последние указания — точно так же, как это делал Гундольф вчера. Он повторял врезавшиеся в память фразы, произносил какие-то слова — но думал лишь о том, что эти люди вымотаны, многие ранены, многие вчера потеряли близких — да, они будут сражаться до конца… до неминуемого конца. Но, возможно, стоило и правда убедить их сдаться Птице? Тогда они остались бы живы, а когда-нибудь потом, возможно, получили бы шанс на освобождение…

Шаблонные, повторенные тысячи раз слова замерли на языке. Талеанис обвел жителей долгим взглядом, помолчал несколько секунд…

— Я не знаю, что задумал Гундольф — но он сказал, что у нас будет шанс. И я сильно сомневаюсь, что говоря "у нас" он подразумевал и себя тоже. Он благородный человек, и настоящий воин. Он умрет, чтобы дать нам шанс. Против нас — прекрасно обученные наемники, а не тот сброд, с которым пришлось иметь дело вчера. Эти люди знают свое дело, и их не остановят стрелы, которых у нас почти не осталось, и ловушки, о которых они предупреждены. Но Гундольф сказал, что у нас будет шанс. А этот человек не врет никогда. И при всем своем благородстве, он не настолько идиот, чтобы погибать за просто так. Если он сказал, что шанс есть — наш святейший долг этот шанс использовать. Мы сможем победить, и мы сможем пережить свою победу. Мы оба для вас — чужаки, незнакомцы. Но вчера мы вместе проливали кровь, а потом вместе хоронили убитых. И сегодня мы вместе будем убивать, умирать, и побеждать!

Полуэльф почти выкрикнул последние слова, и резко вдохнул, пораженный произнесенной им речью. Он никогда не думал, что будет способен на что-то подобное…

А люди, мрачно слушавшие его вначале, сейчас подняли головы. На их лицах замерла решимость драться до конца, а в глазах загорелась потухшая было надежда.

Мантикора быстро разбил всех на отряды, и вместе с лучниками поднялся на стену.

Очень медленно и осторожно двигаясь по менталу вверх, вдоль зеленой нити, Танаа обдумывала последние детали своего плана. Риск, конечно, был, и немалый — но оно того стоило. Иначе у них просто не было шансов.

Покои Птицы. Лорд зло смотрит на скорчившуюся у его ног светловолосую девушку, дрожащую от ужаса и ненависти одновременно. Сам Птица в ярости, он зол, как давно не был зол — он так предвкушал это наслаждение обладанием нетронутым телом, так жаждал крика и страха в глазах, и сладостной тесноты девственного тела, и этих роскошных волос, намотанных на его кулак — но какой-то придурок, так не вовремя вышедший из-под контроля, все испортил! А ведь девчонка до сих пор лежала на полу, совсем рядом, только руку протяни — и она опять полностью его, до тех пор, пока не станет не нужна, пока не наскучит — тогда можно будет отдать ее наемникам, верных псов надо поощрять костью на их вкус.

Но сексуальное желание уже отступило, оставив после себя только жестокую ярость изощренного садиста — сейчас Птица лишил бы ее девственности разве что острым кинжалом, и еще несколько часов наслаждался бы воплями ужаса — безо всякой похоти. Но эта девочка была слишком красива, чтобы поступить с ней так сразу, не насладившись сперва ее телом. И потому он решил, что не тронет ее. Справляться со своими желаниями тоже иногда надо.

Он позвал Неркиса, приказал ему увести девчонку, а сам рухнул на постель, пытаясь заставить себя уснуть. Но сон, как назло, не шел. Глубоко вдохнув, лорд задержал дыхание, и медленно выдохнул, искусственно погружая себя в состояние, близкое к забытью.

Почувствовав, что сейчас щиты лорда ослабли, Арна поняла, что вот он — ее шанс. Очень осторожно она приблизилась, и, восстановив в памяти то, что ей показал Раанист, скользнула в его сознание, обходя защиту, и не вызывая у Птицы никакой тревоги — лишь ощущение безопасности и безмятежности.

В глубине его мыслей до сих пор извивалась на полу светловолосая жертва. Он хотел ее, хотел так, что ни о чем другом не мог бы думать, если бы не железная воля и почти абсолютный самоконтроль, позволившие загнать эту мысль в самую глубину сознания. Но там она все же была…

Танаа осторожно коснулась этой грязной, гадкой мыслишки, содрогаясь от омерзения, и медленно начала выводить ее обратно на основной, осознанный уровень, одновременно с тем заменяя образ жертвы с несчастной девушки на свой собственный. Ее корчило при мысли, что придется вытерпеть похотливые лапы Птицы на своем теле — но это был единственный шанс на то, чтобы спасти жизнь друзей и свою собственную. Сосредоточившись, Арна усиливала и усиливала желание лорда, рисуя перед ним картины собственного обнаженного тела, заставляя его представлять, как она будет биться под ним, как будет кричать…

А сам Птица тем временем с холодной усмешкой наблюдал за ее действиями со стороны. Какая смешная и наивная девочка, — думал он. — Неужели и правда думает, что сумеет убить меня, воспользовавшись столь грубой уловкой? Разве наша первая встреча, и злосчастный капитан тех наемников, оказавшийся слишком честным человеком, и обладающий слишком сильной волей, чтобы долго находиться под моим контролем, не научили ее, что со мной нельзя играть по своим правилам? Что ж, я не против повторить урок… И посмотрим, что ты тогда скажешь!

Танаа вздрогнула, внезапно ощутив чье-то присутствие. Сосредоточилась, обшаривая ментал — лорд рассмеялся, задумав еще одну интересную шутку. И сбросил делающие его невидимым для ее ментального зрения покров.

— Ч то это ты тут делаешь? — с усмешкой поинтересовался он, в упор разглядывая образ Арны.

Та отшатнулась, не веря своим чувствам — как он смог ее заметить?

- Не стоит недооценивать мои способности, малышка, — ухмыльнулся Птица. — Равно как и способности моего господина.

Подробности плана всплыли перед ним в мельчайших деталях. Лорду понравилось — и он позволил девчонке увидеть их. Танаа с трудом подавила крик, от нее волнами исходила ярость, и… страх. Да, она боялась. Не за себя — но тем лучше. С теми, кто боится не за себя, а за тех, кто ему дорог, даже проще. И интереснее…

Но все же он ее немного недооценил. Арна сделала единственное, что могла сделать в том положении, в котором оказалась — она молнией вонзилась в его сознание, с болью вырывая из него обрывки образов, вытягивая информацию.

В первую секунду Птица попытался закрыться — но потом передумал. Пусть видит. Да, господину это могло бы не понравится — но ведь девчонка все равно умрет, так что пусть сейчас увидит всю его мощь, все его величие, пусть устрашится, осознав, против кого пошла. Пусть она увидит Левиафана.

Танаа трясло от ужаса. Она верила рассказам Гундольфа и Талеаниса, и нисколько не сомневалась в могуществе этого проклятого демона, но только сейчас она по-настоящему увидела, на что тот способен. Пред ней расстилались картины ужасающего будущего, готового обрушиться на Империю, а затем — и на весь мир. Горящие города, порабощенные разумные, и вся власть — в когтистых лапах, покрытых буро-зеленой чешуей. Ни единого лучика добра, света, надежды, радости, в этом кошмарном царстве возрожденного Мантикорой демона. Только ужас и боль в сердцах и сознаниях, только предательства и подлости, только грязь и омерзение, только одна цель — выжить в этом мире любой ценой, убивая, предавая, сметая все и всех на своем пути — вот что ждет Мидэй-гард в случае победы Левиафана. Неминуемой, неотвратимой победы…

- Я думаю, тебе хватит, — Птица ударом вышвырнул Арну из своего сознания. Сил девушки едва хватило на то, чтобы удерживаться в ментале — она еще не поняла, что ее единственный шанс, который лорд, как истинный игрок, все же оставлял ей, был в том, чтобы мгновенно покинуть ментал, вернуть свое сознание в тело, и придумать хоть что-нибудь в те десять или пятнадцать минут, что оставались до прихода стражников за Змеем.

Она этого не сделала — что ж, тем хуже для нее.

И Птица жестким ударом разметал все ее дрожащие защиты, ворвался в сознание, ставя жесткие блоки, заставляя ее не помнить обо всем, что произошло сейчас, обо всем, что она узнала, и внушая, что ее план удался, что у нее получилось убедить его в том, в чем она хотела, что все хорошо, и что все получится…

Наемники были уже близко, в пределах полета стрелы. Они ехали очень медленно, передняя пятерка постоянно сдерживала коней — всадники были напряжены до предела. Внезапно под копытами одной из лошадей проломились доски, укрывающие яму с кольями, и кобыла рухнула вниз, истошно заржав, когда острые наконечники пронзили ее тело. Но сидевший на ней наемник успел перекатиться через круп, и спрыгнуть на землю. Он осторожно приблизился к самому краю ямы, наклонился, пытаясь разглядеть, где проходят ее края, и махнул рукой, указывая остальным направление. Его в первом ряду кто-то заменил, сам же наемник дождался последних, и на ходу вскочил в седло одной из запасных лошадей.

— Готовься! — крикнул Мантикора. Клен, стоявший рядом с ним, первым положил стрелу на тетиву.

Наемники неумолимо приближались. Первый ряд ловушек, вчера выведший из строя чуть больше десяти человек, в этот раз стоил жизни только одной лошади.

— Целься!

Первая линия вражеского отряда оказалась в пределах досягаемости городских лучников. Талеанис бросил быстрый взгляд в сторону замершего на вышке Гундольфа — вокруг рыцаря клубилось алое сияние с золотистыми проблесками. Полуэльф запоздало вспомнил, что специализация Грифонов — совмещение рукопашного боя, и магии.

— Огонь!

Два десятка стрел, сорвавшись с тетив, взвились в воздух, устремились каждая к своей цели, и… вспыхнув, рассыпались пеплом, не долетев десяти футов до наемников. Несколько стрел все же преодолели магическую преграду — но только одна, пущенная рукой Клена, нашла свою цель.

Нам конец, — отстраненно подумал Талеанис. — Если у них маг — то у нас просто нет шансов…

Отряд наемников, потерявший на подступах к городку одного человека, и двух лошадей, замер перед воротами. Лучники еще стреляли, но бессмысленно — стрелы сгорали, или отскакивали от доспехов.

Вперед выехал широкоплечий северянин.

— Откройте ворота, и выдайте своих зачинщиков! — крикнул он. — Тогда мы сохраним вам жизнь!

Ответом ему было громовое молчание, нарушаемое лишь скрипом натягиваемых луков. Жители города слишком хорошо знали, как дешево стоит слово людей Птицы.

Гундольф бросил последний взгляд на полуэльфа, за последние сутки ставшего ему почти другом.

Ты справишься, я верю в тебя, — подумал рыцарь.

Он прекрасно понимал, что совершает верное самоубийство. Понимал, что после активации уже подготовленного заклинания получит такое энергетическое истощение, что умрет в течение нескольких часов, и никто из жителей деревни не сможет никак ему помочь. Также он понимал, что назад дороги нет — заклинание уже выстроено и подготовлено, и должно быть активировано — иначе вырвавшаяся энергия может уничтожить половину деревни. Он все это понимал еще тогда, когда безумная идея только пришла в голову — и уже тогда он решился. Сразу, и не колеблясь.

Где- то на краю сознания мелькнула мысль, что он не выполнил долга перед Орденом, что не предупредил об опасности — но Гундольф тут же успокоился, вспомнив об Арне. Танаа была в курсе дела, и она сможет совершить то, что не успел он сам. Она умная, и у нее есть Сила — она сможет вырваться из лап Птицы, и добраться до Хайклифа раньше, чем будет уже поздно.

Умирать не хотелось. Но другого выхода просто не было.

Эстиса швырнули на колени, попутно еще несколько раз ударив ногами в живот и грудь. Он захрипел, сплевывая кровь. В следующее мгновение его взгляд остановился на Арне — из груди молодого графа вырвался полный дикой, удушающей ненависти и неудержимой ярости крик. Он рванулся — ближайшие к нему стражники отшатнулись в ужасе, рядом со Змеем остался только недостаточно расторопный Неркис. Затрещали цепи, на пол полетели разорванные звенья — Арна отстраненно удивилась тому, сколько силы скрывалось в худощавом теле несчастного. Эстис вскочил на ноги, ударом отшвырнул в сторону Неркиса, предварительно выхватив из ножен, висевших на поясе помощника Птицы, короткий меч, и бросился… нет, не на лорда. На Арну.

Тонкая грязно-зеленая нить, невидимая никому, кроме Танаа, уютно устроилась в сознании Змея, подчинив себе его помыслы и желания, объясняя слова Птицы, и доброжелательную улыбку девушки, адресованную убийце его отца.

Арна из последних сил ударила по сознанию Птицы, пытаясь смять его защиту, оборвать эту подчиняющую Эстиса нить… Она так хотела защитить друга, что ей даже удалось сломать внешние щиты — но за ними была еще защита, и еще, и еще… Свой последний бой Танаа безнадежно проигрывала.

Все просто — она тебя предала, как только получила призрачную возможность выжить. Она предала тебя с радостью, как только поняла, что к жизни прилагается еще и твоя земля, и твой замок. Нельзя было ей верить. Она может разговаривать со своими друзьями на расстоянии, и они уже отдали деревню на растерзание наемникам лорда Птицы. Твои люди мертвы, твоя земля захвачена, ты умрешь через несколько секунд. Но эти секунды у тебя еще есть, и ты можешь отомстить… Пусть тебе не достать убийцу отца, жены, и детей — зато ты можешь лишить жизни предательницу, отнять у нее возможность насладиться плодами собственной подлости, убить ее! Жаль, что это придется сделать быстро — она заслуживает медленной и мучительной смерти, но хотя бы так…

Время словно бы замедлило свой бег. Уже ничего нельзя было предотвратить, и Танаа оставалось только беспомощно наблюдать, как распластавшийся в прыжке Змей летит на нее, и как с каждой долей секунды все ближе и ближе к ее сердцу острый конец меча.