ГЛАВА VI ВОКРУГ СОЛНЦА

— Раз, два, три, четыре! Раз, два, три, четыре! — раздавалась команда женщины-врача в гимнастическом зале, оборудованном Динкэ в отсутствие исследователей планеты Венеры.

Путешественники стояли, выстроясь в ряд, и добросовестно выполняли движения по команде врача.

— Так, товарищи, только надо скорее и живее, — подбодряла их она. — Ваши мускулы бездействуют, вследствие тех «умеренных движений», на которые нас обрекли условия притяжения на астероиде. Вы видели, что с вами случилось из-за дезадаптации. Теперь, пожалуйте на аппараты!

Здесь, на Копернике, как нельзя лучше удавались самые сложные упражнения. Они подымали тяжести, которые на Земле весили бы десятки тонн, и проделывали на параллелях самые сложные фигуры.

Можно было видеть Аполодора Динкэ, делающего «большое колесо» или ходящего на руках. Даже возраст и страдания, которые он претерпел на Венере, не мешали профессору Добре исполнять тройное сальто-мортале. Более того, казалось, что эти упражнения доставляют ему особенное удовольствие.

После упражнений были принесены пневматические тюфяки, на которых обыкновенно развертывалась классическая борьба. Они организовали даже «астероидный чемпионат», выигранный Чернатом, который легко одержал победу надо всеми по очереди.

Самым полезным из всех упражнений было натягивание металлических луков; мускулы подвергались усилию, приблизительно равному тому, с которым они работали на Земле, несмотря на различные гравитационные условия.

После того, как гимнастика закончилась, профессор Добре пошел в новую теплицу, которую ему выстроил Динкэ. Сквозь прозрачную кровлю были видны белые, желтые и оранжевые растения, вывезенные с Венеры, которые как раз расцветали.

— Хороший малый, этот Динкэ! — пробормотал старик-профессор. — Такой сюрприз мне сделал и, главное, подумал обо всем. Эта штора — настоящий сложный фильтр, который пропускает много меньше света, но гораздо больше тепла, чем штора теплицы с земными растениями. Таким образом растения с Венеры чувствуют себя «как дома». Более того, он мне приготовил даже состав почвы по данным мною на обратном пути указаниям.

Биолог вошел затем в свою лабораторию и начал отбирать семена, подготовляя их к будущему посеву. Он протравливал их различными веществами, насыщал излучениями и сверхзвуками, чтобы улучшить условия прорастания.

Он подошел к специальной установке, основанной на использовании меченых атомов, т. е. атомов, обладающих радиоактивными свойствами. С помощью этих атомов он следил за питанием и метаболизмом различных растений с Венеры, преобразованием удобрений, внесенных им в почву теплицы, и механизмом их подачи в листья и фрукты.

Вернувшись в теплицу, он подошел к группе растений с Венеры, которые были гораздо выше других, но почему-то казались поблекшими.

— Очевидно опыт не удался! — недовольно заметал биолог.

Он вспрыснул в корни этих растений циклоакцин — вещество, обыкновенно используемое на Земле для ускорения развития растений. Но эта попытка не дала результата.

— Придется подыскать другое вещество. Ведь растения с Венеры не похожи на земные. Начнем с углубленного изучения их специфических особенностей.

Он вернулся в лабораторию и снова погрузился в исследования.

Остальные астронавты разбирали вывезенный с Венеры научный материал или изучали результаты экспедиции.

Анна Григораш обсуждала вместе с Динкэ у себя в лаборатории геологическую структуру Венеры. Она собрала образчики множества вулканических пород[24] и других, образовавшихся в результате их разложения.

Скарлат был погружен в составление большой карты. На большом миллиметрическом листе ватмана он прилежно чертил огромную орбиту, изображающую путь Коперника.

У него на столе, как всегда, был образцовый порядок. Каждый предмет стоял на своем месте. Карточки с заметками были сложены одна возле другой, в строжайшем порядке, и кончики прекрасно отточенных карандашей выглядывали из цилиндрических целлулоидных стаканов.

Ученый казался очень нервным. Он не отвечал па вопросы, по временам покачивал головой и вытирал высокий лоб платком. Следя за красной линией, проходящей по чертежу, он бормотал сквозь зубы:

— И сколько сюрпризов нас еще ожидает! Сколько!

И опять принимался за таблицы дифференциальных исчислений.[25]

Матей Бутару, Вирджил Чернат и радист обсуждали ремонт «Чайки», в котором она нуждалась для будущей экспедиции.

— Так, значит, мы договорились! — сказал Матей на прощание. — Необходимы новые гусеницы, надо пополнить пневматические лодки и соорудить инструменты и аппараты, которые нам пришлось оставить на Венере. Наш труд будет гораздо легче, так как за наше отсутствие товарищ Динкэ каптировал внутреннюю радиоактивную энергию Коперника и провел ее на наш маленький завод. У нас впереди много работы. Мы мобилизуем весь наш коллектив до конца приготовлений. Нам остается только три месяца до новой экспедиции, и надо поторопиться, так как в зоне, находящейся в непосредственной близости к Солнцу, нам вряд ли удастся развернуть какую бы то ни было деятельность.

Послышался звук гонга, а вслед за тем — голос повара, сзывавшего всех к столу.

Обед был как-то особенно вкусен, и путешественники ели с большим аппетитом. Сегодня к столу были первый раз поданы съедобные луковицы одного растения, вывезенного с Венеры и разводимого здесь в теплице.

— Браво, товарищ Динкэ, — воскликнул Матей. — Я должен признаться, что вам действительно удается скрасить нашу жизнь, А кроме того, вы действительно новатор!

Все поздравляли и хвалили Динкэ, а профессор Добре провозгласил здравицу в честь его.

Только Прекуп остался в стороне и с некоторым раздражением наблюдал эту сцену.

Наконец, он сказал полушутливо, полусердито:

— Вот вы хвалите и превозносите до небес этого… «алхимика». Что же такое делает этот Аполодор-Помидор? Он о своей лаборатории, почитай, что и думать забыл; знай, варит и жарит, — брюшко растит! Как будто невесть какая мудрость бросить в кастрюлю несколько кореньев, поставить их на эту плиту с инфракрасными излучениями, которая, можно сказать, сама варит, и потом — сиди себе и жди, чтобы сварилось! — Он на минуту остановился передохнуть, а затем продолжал более напыщенным тоном: — Нет, настоящее ремесло, и ремесло высшей квалификации, как например, радиотелеграфиста, специализированного в передачах на далекое расстояние, никак не ценится…

Он замолчал и сидел сердито уставившись в свою тарелку.

— Я надеюсь, что ты шутишь, мой милый, — обратился к нему Матей. — Меня очень удивляет, что ты не знаешь, что каждая профессия имеет свое значение, и если товарища Динкэ хвалили, это еще не значит, что никто не замечает твоей работы.

Не подымая даже голову, Прекуп пробормотал что-то.

Поведение радиста вывело из терпения Динкэ. Лицо его побагровело. Бросив Прекупу убийственный взгляд, он прошипел:

— Ничего, есть у меня лекарство от таких глупых выходок! — и в два скачка исчез за дверью.

Но скоро он вернулся, неся на подносе миски, в которых находился прекрасный мясной соус с помидорами. Все с аппетитом начали есть. Один только радист некоторое время сидел, не притрагиваясь к еде, пока аппетитный запах кушанья не побудил его взять на вилку хороший кусок мяса. Но едва он положил его в рот, как в ту же минуту вскочил, как ошпаренный. Лицо его побагровело он страшно выпучил глаза, из которых лились крупные слезы, стекавшие по щекам, отчаянно закашлялся и никак не мог прийти в себя.

Аполодор Динкэ смеялся до упаду. Его большое тяжелое тело так и тряслось от смеху. Он потерял всякое самообладание и хохотал, захлебываясь, до слез.

— Это реакция и ее эффект, — произнес он наконец, немного успокоившись. — Другими словами: преступление и наказание! Если Андрей утверждает, что не великое дело быть поваром, так вот же… пускай попробует еды, приготовленной плохим поваром! Ведь такому не раз случается пересыпать перцу, пересолить, переложить в три раза больше горчицы или невзначай перелить уксусу в еду, как раз, когда еда уже в тарелке. Вот так приблизительно случилось и в этом случае. Видите, товарищ Прекуп! Вот что бывает, когда имеешь дело с плохим поваром.

На этот раз Матей серьезно рассердился.

— Шутка шуткой, — сказал он укоризненным тоном, — но теперь следует сознаться, что вы потеряли всякую меру.

Эти слова пришлись далеко не по вкусу Аполодору Динкэ.

Он надулся и ушел в лабораторию. Проходя через исследовательскую комнату, он увидел на одном из столов бутылочку с бесцветной жидкостью, которую Добре добыл еще на Венере из одного растения в пустыне. Динкэ взял бутылочку в руки, повертел ее и прочел на этикетке надпись рукой Добре:

«Сок из Опунтия вульгарис венусиана».

Тут же на столе, под стеклом лежала карточка, на которой можно было прочесть: «Отличный вкус. Является хорошим прохладительным, но…»

Фраза не была закончена, но Аполодор не придал этому никакого значения.

— Вот это-то мне и нужно! — обрадовался он. — Я разгорячился, как электрическая дуга с этим бездельником Андреем.

Он поднес бутылочку к носу и понюхал с видимым удовольствием. Затем приблизил ее ко рту и, потянув добрый глоток, довольно вздохнул. Напиток оказался и в самом деле очень вкусным.

Вдруг за его спиной послышались голоса. Динкэ поспешно поставил бутылочку на место и исчез.

Если бы он еще немного помедлил, то наверное услышал бы, как Добре сказал Матею:

— Что же касается сока того кактуса, я сделал его анализ. Он сладок и прохладителен, хотя имеет еще одно и пренеприятное свойство: вызывает сильный желудочный гиперацидоз.[26] Но что я вижу? — и Добре взял бутылочку и поглядел в нее на свет. — Не хватает почти половины.

Оба расхохотались.

— Тот, кто полакомился, будет здорово наказан. Не так ли, Матей?

А на следующий день доктору пришлось пожертвовать добрую часть из запаса питьевой соды, чтобы облегчить страдания Динкэ.

Дни и ночи незаметно разматывали свою нить, и космический корабль одиноко несся по безбрежному океану.

Как-то раз вечером, когда все уже спали, Матей Бутару подошел к «Судовому журналу» и вписал следующие слова:

Бутару закрыл книгу. Его клонило ко сну.

И скоро в подземном убежище Коперника раздавалось только равномернее дыхание астронавтов.

— Вставайте! Подъем! Пора на зарядку! — звала женщина-врач и таким образом прервала сон космических исследователей, заставила их поспешно одеться и собраться в гимнастическом зале. Спустя четверть часа, свежие и прекрасно настроенные, они уже сидели за завтраком.

Прекуп пришел последним. Он подошел к Бутару и протянул ему лист виноина. Руководитель экспедиции поспешно прочел и обратился к астронавтам.

— Вести с Гепты. Ученые летающего острова открыли два астероида, один диаметром в 205, а другой в 307 километров. До сих пор их нельзя было видеть, несмотря на их довольно крупные размеры, вследствие слабой отражаемости их поверхности. Не знаю, в какой мере это известие имеет практическое значение для нашей экспедиции, но я все же считал нужным вам это сообщить.

Джордже Скарлат вздрогнул и поднес руку к воротнику рубахи, как будто этот воротник давил его.

— Ах так? Очень, очень интересно! Товарищ Бутару, я вас очень прошу, затребуйте как можно больше подробностей. Астероиды, о которых вы говорите, могут иметь для нас огромное значение.

— В чем именно, товарищ Скарлат? — спросил Бутару, недоумевая.

— Это вопрос, который меня очень интересует, но который я еще невполне выяснил, — уклончиво ответил ученый.

Матею так и не удалось добиться от Скарлата других объяснений. Впрочем, у него самого было столько дела, что он скоро совершенно забыл о словах ученого.

С тех пор как экспедиция возвратилась с Венеры на Коперник, прошел почти месяц. 58 000 000 километров отделяли их еще от Солнца. Коперник как раз соприкасался с орбитой Меркурия, который, впрочем, находился в этот момент далеко от него. Астронавты должны были его увидеть вблизи только после обхода дневного светила, при следующем пересечении орбит.

Яркий диск Солнца казался отсюда в шесть раз больше, чем с Земли, а температура все время возрастала. Во время астероидного дня термометр показывал до 268°.

Работа кипела теперь непрерывно и шла лихорадочными темпами. Им предстояло пройти лишь в 22 000 000 километров от Солнца, и поэтому все усилия были направлены на защитные меры, которые поспешно проводились астронавтами.

В мастерской Черната машины работали не переставая круглые сутки. На поверхности монтировались изоляционные пластины, закладываемые между убежищем и поверхностью астероида. Прозрачные своды теплиц прикрыли стекляной ватой, пропитанной особыми веществами, которые имели свойство поглощать вредные излучения. С этих пор астронавты выходили на поверхность только ночью.

В то же время исследования продолжали продвигаться вперед. Инстументы астрономической обсерватории были устремлены на гигантское светило, которое казалось огромным, докрасна раскаленным чугунным шаром. Разумеется, что все оптические аппараты, и в особенности телескопы, были снабжены толстыми затемняющими фильтрами. Постепенно вводились в строй и другие аппараты, с помощью которых можно было изучать корону Солнца, спектры различных солнечных областей, устанавливать степень его свечения и температуру некоторых точек на его поверхности.

За записями радиотелескопа следили непрерывно и тотчас же тщательно записывали их на специальные карточки. Этот аппарат походил на обычный телескоп, но здесь параболическое зеркало было заменено сетью нитей, выполняющих то же назначение, как и радиоантенна. Все данные, собранные этими аппаратами, автоматически передавались исследовательскому центру убежища, руководившему всей научной деятельностью. Здесь они записывались на магнетоническую пленку для передачи станции связи на Гепте.

— Знаешь, Матей, — сказал как-то раз Чернат, — вот мы все время говорим о Солнце, а я еще не могу себе уяснить, как выглядит его поверхность. Я, правда, видел снимки, но мне хотелось бы взглянуть на него в телескоп.

— Это совсем не так сложно. Пошли, брат, в обсервационную!

Они прошли по подземному коридору в помещение, полное астрономических аппаратов и инструментов, где находились уже и другие члены экспедиции.

Матей сел и повернул какой-то переключатель. На главном экране появилось изображение Солнца, так как оно было видно теперь на расстоянии 31 000 000 километров.

На гигантском диске Солнца зажигались и гасли сотни сверкающих искр, игра которых напоминала исполинский фейерверк. Это были гранулы, горевшие, как алмазы, рассыпанные по темному фону. Несколько десятков солнечных пятен самой разнообразной формы, видневшиеся тут и там, были обрамлены белой, раскаленной каймой. И все это находилось в беспрерывном движении.

Матей Бутару привел в движение какой-то механизм. Перед солнечной поверхностью возник затемненный диск. И тотчас вокруг Солнца стала заметна неясная масса, которая непрерывно волновалась в полутьме. Бутару сменил фильтр другим, более тонким. Газообразная масса вокруг черного диска вдруг засветилась, и солнечная атмосфера предстала перед ними во всем ее великолепии.

Облака газов, состоящие из атомов различных элементов, неслись непрерывным потоком от одной точки к другой Это была нескончаемая игра пламени, принимавшая самые удивительные, самые невероятные формы и оттенки.

Из ярко-окрашенного слоя хромосферы беспрестанно вырывались протуберанцы,[27] вытягивавшиеся на расстояния, превосходившие расстояние между Землей и Луной. Они походили на огненные языки, все время изменявшие свою форму, а за ними на много миллионов километров расстилалась величественная мантия солнечной короны.

Более получаса все молча любовались этим единственным в своем роде по величию зрелищем, когда Матей Бутару вдруг нарушил молчание.

— Светило, которое вы наблюдаете, — начал он, — это огромная раскаленная, газовая сфера. Энергия, которую она выделяет в мировом пространстве, так велика, что если бы мы могли окружить его поверхность ледяным слоем толщиной в 15 метров, он бы растаял в одну минуту.

— Но что порождает всю эту энергию, которая согревает и освещает с такой силой? — спросила Сабина Турку.

Радист, вошедший сюда за несколько минут перед тем, вмешался в разговор, желая блеснуть своими познаниями:

— Я думаю, что Солнце не что иное, как огненный шар. В нем все кипит. Вроде, как кипящий котел, что ли. Поэтому-то и чувствуешь его жар даже на большом расстоянии.

— Это не совсем так, Андрей, — возразил Матей Бутару, — хотя на первый взгляд и кажется, что ты прав. Теплота, свет и другие формы энергии, исходящие от Солнца, происходят не от сгораний. Там ведь слишком жарко, чтобы что-нибудь еще могло гореть. Твердое тело, например метеорит, попавший па Солнце, превращается в газ в самую малую долю секунды.

На поверхности Солнца температура +6 000°, а в глубине его она достигает 20 000 000°. Чтобы вы могли себе представить, что означает температура в 20 000 000°, знайте, что булавочная головка, накаленная до этой температуры, своим жаром превратила бы в пепел все вокруг, на расстоянии 1 500 километров.

Вследствие такой гигантской температуры и различных давлений в ядре Солнца происходят коренные изменения материи.

Из всех происходящих здесь процессов самый важный тот, во время которого водород превращается в гелий. Высчитано, что преобразование одного грамма водорода в гелий дает то же количество энергии, как сгорание 15 тонн бензина. Гигантская атомная энергия, которую производит «завод гелия» в недрах Солнца, выходит на поверхность, проходит сквозь солнечную атмосферу и разливается во всех направлениях. Поэтому каждые 24 часа, Солнце теряет излучениями 360 миллиардов тонн своей массы.

Андрей Прекуп удивленно взглянул на Матея.

— И давно это с ним случается, товарищ Бутару? Я уже начинаю побаиваться, как бы в один прекрасный день мы не остались без Солнца.

— Будет вам! Солнце так велико, что лишь после 46 миллионов лет его объем уменьшится на массу, равную массе Земли, т. е. потеряет 332-тысячную часть своего веса. Вот, если бы оно состояло из самого лучшего угля, например из антрацита, то сгорело бы за несколько тысяч лет. В действительности же оно продолжает существовать и по-прежнему выделяет потоки энергии уже много миллиардов лет и будет еще существовать и впредь много миллиардов лет.

— Но водород — сырье, из которого получается энергия, его-то достаточно у Солнца? Хватит?

— И в этом отношении нет никакой причины беспокоиться — 50 процентов солнечной массы состоит из этого газа.

— Вот это счастье! Что бы мы делали на Земле без солнечного света и тепла, погруженные в вечный мрак при лютом морозе? Жизнь была бы невозможна.

Привлеченный их беседой, профессор Добре вмешался в разговор.

— Вы сказали большую истину, товарищ Прекуп. Солнце дает растениям силу добывать из воздуха нужные им для жизни вещества. Посредством зерновых и овощей, которые они съедают, люди поглощают в действительности солнечную энергию, собранную ими. Каждый пищевой продукт — настоящий склад солнечной энергии.

Правду сказал великий ученый Тимирязев: «Резервами солнечной энергии, освоенной растениями, пользуются не только сами растения, но и все животное царство и человек».

И хотя вследствие большого расстояния, на котором мы находимся от Солнца, мы получаем лишь только одну двухмиллиардную часть его энергии, оно вполне заслуживает свое название: «Светила жизни».

— Вот интересно было бы совершить путешествие на Солнце, — сказала мечтательно А'нна. — К несчастью, мы даже не можем и думать о чем-нибудь подобном! Не так ли, Матей?

— Не к несчастью, а к счастью. Если бы мы долетели туда, наша «Чайка» с пассажирами, со всем, превратилась бы в газы, вследствие высокой температуры. Если все же, предполагая невозможное, можно было бы провести некоторое время на Солнце, предупреждаю, что там мы весили бы каждый около 2 тонн, в 28 раз больше, чем на Земле. Другими словами, нас бы задавила наша собственная тяжесть. Да и возвращение оттуда было бы невозможно, так как для того, чтобы преодолеть чудовищную силу притяжения Солнца, нам потребовалась бы при взлете скорость в 610 километров в секунду. Уж лучше останемся здесь, на Копернике, где мы весим не больше пуха, — сказал Динкэ, который даже изменился в лице при мысли о такой ужасной перспективе.

— Оно так, конечно, спокойнее! — улыбнулся Матей Бутару.

Он закрыл аппараты, и путешественники разошлись, кто куда, из наблюдательного поста.

Прошло несколько астероидных дней, и в жизни обитателей Коперника появились разные тревожные явления.

Стрелки компасов метались без отдыха по циферблату. Это было тем более странно, что обыкновенно здесь, на астероиде, они находились в состоянии безразличного равновесия.

Андрей Прекуп ходил мрачнее ночи, так как радиофоническая связь прервалась. Даже световых сигналов невозможно было больше передавать. Для тех, кто жил на Земле, Коперник находился теперь в непосредственной близости к солнечному диску, который окутывал его своим ослепительным сиянием.

Проявляя фильмы, Динкэ констатировал, что все недавно использованные пленки завуалированы.

И что было хуже всего, путешественники чувствовали себя все хуже и хуже. У них появились тошноты, а головные боли скоро стали невыносимыми. Успокаивающие облучения болезненных нервных центров, которые применяла женщина-врач в подобных случаях, оказались теперь безрезультатными.

Прошло несколько дней, и состояние больных еще ухудшилось. Появились головокружения, обмороки. По телу распространилась сыпь, а затем и красноватые язвы. Католический медосциллограф показывал серьезные нарушения деятельности различных органов, а карты волнообразных вариаций представляли все более серьезные отклонения от нормы.

И хотя Динкэ особенно старался и готовил вкусные и питательные кушанья, они худели и бледнели день ото дня. Совершенно обессиленные люди с трудом бродили по комнатам подземного убежища.

С помощью автоматических аппаратов все явления, наблюдавшиеся при приближении к Солнцу, регистрировались и записывались на магнетонические микроленты. Но астронавты не были в состоянии их изучать.

Сабина Турку — хотя ей и самой очень нездоровилось — делала все, что могла, для улучшения их состояния. Она испробовала различные лечения, основанные на поливитаминах, витамине С в большом количестве в комбинации с железом и гормонами.

Сперва казалось, что заметно легкое улучшение, но вслед затем состояние ее пациентов продолжало ухудшаться.

Женщина-врач давно отдала себе отчет, что имеет дело с ярко выраженной актиновой[28] болезнью. Она почти ежедневно совещалась с Матеем Бутару, чтобы найти причину зла и устранить его.

После одной из таких бесед, Матей решил осмотреть все установки Коперника.

Первое помещение, которое он посетил, были теплицы Добре. Растения, привезенные с Земли, увяли. Листья, еще недавно такие зеленые и блестящие, печально повисли, вялые и безжизненные на бессильно опущенных ветвях. Растения, вывезенные с Венеры, привычные к высоким температурам, выглядели немного лучше.

Войдя в лабораторию, они застали там в конец разогорченного Динкэ. Его обычно такое румяное и улыбающееся лицо было хмуро.

— Что такое, Динкэ? Что случилось?

— Товарищ Матей, передохли все цыплята, ни одного не осталось. Что делать?

Бутару сказал ему в утешение несколько слов и медленно пошел дальше. Проходя около Скарлата, лежавшего на кушетке, он увидел, что тот маневрирует портативный микропроектор. Он как раз проектировал на экран какие-то металлические, спиралевидные башни.

Матей спросил, что это такое, но ученый ответил только:

— Я надумал одну вещь. Это схемы, недавно записанные мною на магнетонической ленте. Но сейчас было бы еще преждевременно больше говорить об этом.

В исследовательской он застал Добре и Черната. Оба, совершенно обессиленные, полулежали в складных креслах.

— Мы хотели уже идти к тебе, Матей, — сказал инженер. — Наш радиодетектор[29] показывает присутствие целого комплекса очень проницающих и опасных излучений.

— Не исключено повторение того, что уже случилось в первые дни после нашего приземления, — заметил руководитель экспедиции. — Не появилась ли где-нибудь трещина в свинцово-гранитной обшивке нашего убежища? Может быть, это и есть источник радиоактивных излучений, проникающих сюда из центра астероида. Или… кто его знает? может быть, установка Динкэ, каптирующая радиоактивную энергию, не так уж непроницаема.

— Я думаю, — начал Добре, — что на этот раз излучения идут извне. Но, для большей уверенности, проверим это сверхзвуковым дефектоскопом.[30]

— Хорошо, посмотрим.

Они выверили аппаратом каждую стену и все полы убежища, но не нашли ни одной трещины, ни одной проницаемой точки.

— Впрочем, мы уже обсуждали это и с Анной, — сказал Чернат, — откладывая дефектоскоп в сторону. — Она обещала нам…

Дверь открылась, и молодая исследовательница поспешно вошла в комнату. Матей с нежностью взглянул на девушку. Лицо ее похудело и казалось прозрачным, но взор, как всегда, был тверд и полон энергии.

— Я думаю, нам будет теперь легче выяснить, откуда у нас в убежище излучения, — сказала она. — Поглядите-ка.

И девушка разложила на столе чертеж. На нем был изображен проект улучшения детектора излучений. На основании этого приспособления, аппарат мог указывать не только присутствие излучений, но и направление, откуда они исходят.

Было решено немедленно использовать предложение Анны. На следующее утро приспособление было готово. С первых же шагов было установлено, что излучения проникают извне. Источником их могло быть только Солнце, к которому они очень приблизились.

Это важное открытие показало астронавтам, куда следовало направить все усилия. Матей Бутару попросил каждого из них высказаться насчет того, что следовало бы предпринять по их мнению.

Профессор Добре первым внес предложение:

— Что, если бы сделать изолирующую кровлю из свинцовых плит?

— Это неприменимо, товарищ профессор, — возразил инженер. — Чтобы совершенно устранить излучения, понадобился бы слой свинца, толщиной в 20 метров, а площадью в 200 квадратных метров. Даже если бы мы имели соответствующее техническое оснащение, у нас не существует таких резервов свинца. Да к тому же в этом случае пришлось бы пожертвовать теплицами.

Слова инженера очень огорчили профессора. Сабина Турку, сидевшая около Матея, нагнулась к нему и тихонько сказала:

— Товарищ Бутару, поглядите на Скарлата! Видно, что вопрос, который мы сейчас обсуждаем, его очень волнует.

За эти последние дни Джордже Скарлат, обыкновенно так скептически настроенный и такой холодный, совершенно изменился. Он все реже сыпал прениями по адресу присутствующих и больше вникал во все вопросы экспедиции.

В эту минуту он как раз нажал на свой магнетоническнй микропроектор, и на экране возникла опять схема тех башен, которые Матей уже видел незадолго перед тем. Ученый медленно заговорил, тщательно взвешивая слова:

— Позвольте и мне внести мое предложение…

Джордже Скарлат небрежно поправил платок в верхнем кармане пиджака и продолжал:

— Я предлагаю вам систему тройной защиты от излучений. Во-первых, я того мнения, что следует превратить Коперник в гигантский магнит, создав искусственным образом на обоих концах его по электромагнитному полюсу. Таким образом мы получим подражание — в меньших пропорциях, конечно — гигантскому земному магниту, настоящему «громоотводу» против излучений. У меня здесь готовый проект необходимых установок. Таким образом большая часть вредных излучений будет оттянута к полюсам, так как это бывает на Земле с некоторыми излучениями, которые проникают туда из космических пространств.

Во-вторых, я предлагаю произвести добавочную изоляцию нашей пещеры. Слой очень сгущенного озона в 20 сантиметров толщиной, помещенный между двумя рядами тонких свинцовых плиток, может нам быть очень полезен. Мы постоянно должны учиться у природы. И на Земле озон,[31] находящийся в стратосфере, останавливает большую часть ультрафиолетовых лучей.

В-третьих, я думаю, что нам бы очень помогли электромагнитные поля излучения. Построенные над нашим астероидным жилищем, они будут играть роль электромагнитного зеркала и отражать внешние излучения. Надеюсь, что эти преграды превысят силу проницания наших невидимых врагов, — сказал он в заключение.

Все с радостью приняли его предложения. Матей и Добре с жаром поздравили ученого.

Хотя и больные, путешественники тотчас же принялись за работу. В давно покинутой механической мастерской господствовало необычайное оживление. Готовились сплавы из бериллия, меди и никеля. Для этого были использованы все существующие на астероиде запасы. Из полученного сплава отливали брусы и трубы, из которых должны были быть сооружены магнитные полюсы.

Работа шла только по ночам, так как дневная температура достигала свыше 390°.

Через несколько дней на обоих концах малой планеты подымались конические спиральные сооружения. Они несколько походили на телевизионные антенны и получали электрический ток из электростанции убежища.

Сейчас же вслед за этим был установлен и защитный слой озона, который, подобно ковру, разостлали на глубине одного метра от поверхности. Необходимый озон получался посредством электрических разрядов в кислородном потоке.

А затем принялись и за установку, которая должна была осуществить защитные электромагнитные поля.

Всем пришлось серьезно поработать. Матей Бутару выказал при этом неистощимую работоспособность и настойчивость. Он носился с одного конца стройки на другой, карабкался на металлические столбы для различных установок или сварок, облазил все канавы, прорытые комбайном, укладывая защитные плиты.

У него всегда находилось слово похвалы, поощрения или веселая шутка для своих сотрудников. Зачастую члены экспедиции должны были насильно заставлять его отдохнуть хоть полчаса, так как он буквально падал с ног от усталости.

К концу этой утомительной работы все окончательно выбились из сил. Бутару предложил полный отдых на два астероидных дня, и путешественники с удовольствием подчинились этому распоряжению.

Хотя и сама очень больная, женщина-врач упорно продолжала лечение. Кроме обыкновенных предписаний, пациенты принимали ванны с раствором комплекса активных солей и делали вдыхания паров тонического вещества «Активала».

Но состояние астронавтов все же не улучшалось. Детектор показывал, что вредные излучения совершенно устранены, но последствия их действия еще продолжали чувствоваться.

— Сабина Турку поделилась своими опасениями с Бутару.

— Товарищ Бутару, — сказала она ему, — нашим больным хуже. К их страданиям прибавился теперь и эффект переутомления, вследствие того непосильного труда, который они выполнили при оборудовании защитных установок, а их работа на поверхности подвергла их еще более интенсивному облучению.

Действительно, обстановка в убежище была самой демобилизующей. Путешественники переносили теперь только пищевые концентраты и спали без перерыва почти три четверти дня. Ни один из них не мог работать.

Больные разговаривали редко и беспокойно метались в постели.

Андрей Прекуп не скрывал своего отчаяния:

— Боюсь, что на этот раз мы уже не выскочим. Видно такая уж наша доля умереть здесь, за десятки миллионов километров от Земли, в этом гробу из бериллия и свинца.

Как-то раз он встал с постели, дотащился до «Судового журнала» и неверной рукой написал:

Затем он вернулся и лег.

— Теперь мне ничего больше не остается, как только ждать развязки. — И он впал в глубокий сон, без сновидений.

Скарлат лежал с закрытыми глазами. Его тонкие губы казались совершенно обескровленными.

Время от времени соседи слышали, как он шепчет:

— Кончено! Кончено! Решение было слишком поздно найдено.

Матей помог Анне подняться, и они направились в исследовательскую.

Здесь они некоторое время наблюдали за автоматической записью аппаратов.

Когда последняя диаграмма была заполнена, они упали обессиленные в складные кресла.

Лицо Бутару было смертельно бледно. Судорожно сжимавшиеся на ручке кресла пальцы выдавали его отчаяние. Широко раскрытые пустые глаза глядели бесцельно в пространство.

Анна поняла, что Матей выбился из сил. Надо было ему помочь.

Она взяла его руку и нежно погладила ее. Чувствуя ее близость, он поднял глаза.

— Что теперь делать, Анна? — Этот наболевший вопрос вырвался бурно, как вопль его измученной души.

Девушка продолжала молча легонько поглаживать его руку.

— Никогда еще наше положение не было более ужасным. Возможно, что… мы не долго протянем. Это ужасно, Анна!

— Но решения, найденные Скарлатом? Ты думаешь, что они нас тоже не могут спасти?

— Эти решения пришли слишком поздно! — И все же ты не имеешь права терять веры в твои силы. Когда тебя выбрали главою экспедиции, мы верили в тебя всем сердцем и верим и теперь. Я никогда не перестану верить в тебя и в успех нашей экспедиции!

— Ты говоришь искренно, Анна, или только так, чтобы придать мне смелости?

— Я не могу лгать, и ни за что не стала бы, ни за что! Я верю в тебя, как в человека, который… дорог мне, Матей. Теперь, когда мы проходим через такие тяжелые минуты, я должна тебе сказать, как ты мне дорог!

Слова Анны заставили его вздрогнуть. С лица сбежало измученное, напряженное выражение, и лоб его покрылся краской.

— Анна! — Он схватил ее руку и поднес к губам. Счастливое волнение горячо прихлынуло к сердцу, жаркой волной разошлось по всему телу.

— Ты веришь в меня, а я… предавался слабости. Но теперь ты меня больше таким не увидишь! Обещаю тебе бороться до последнего вздоха.

Глаза Матея сияли внутренним огнем, и слова прозвучали твердо, как клятва.

Добре проснулся. Хотя и очень слабый, старый ученый все же ухитрялся подбодрять товарищей своими шутками. Увидя входящих в комнату Матея и Анну, он встретил их веселым возгласом:

— Эй, молодежь! Что новенького? Вы выглядите так, будто только вернулись с моря. Или, вернее, вы загорели здесь, как кровные африканцы!

В самом деле, под влиянием излучений кожа астронавтов приняла коричневатый оттенок.

— Вот, поглядите, какие плаксивые рожи вокруг меня. Как погляжу на них, хоть беги вон из дому! В особенности Прекуп, который все плачется, как будто уже попал на тот свет. Что вы думаете — подведет наш «огурец»? Ничего подобного. — Голос профессора стал нежным-нежным. — Милый, хороший! Никак я не верю, чтобы тебе хотелось продолжать свое путешествие в качестве… «астродрог».

Члены экспедиции расхохотались. Даже Скарлат, который почти все время лежал с закрытыми глазами, повернул голову и улыбнулся.

Казалось, что старик-ученый изменил своими шутками ход событий. С этой минуты начались всякие успокоительные явления. С первого же визита женщина-врач констатировала благоприятные клинические симптомы. Да и по своему собственному состоянию она могла отдать себе отчет в улучшении состояния здоровья. Язвы и экземы стали подживать. Число красных кровяных шариков — гематий — слегка возросло, а карты колебаний показывали постепенное возвращение к норме физиологических процессов.

— Видите, — сказала Сабина Турку своим больным, — меры, предложенные товарищем Скарлатом и дополненные моим курсом лечения, дают результаты.

И хотя еще сама очень слабая, молодая женщина-врач героически боролась, чтобы скорее вернуть своим больным силу и здоровье.

Прошло еще две недели, и путешественники почувствовали, что они в состоянии в первый раз за долгое время покинуть подземное убежище. Они вышли, разумеется, ночью.

Они прогуляли почти час на поверхности, обходя и проверяя все установки.

Вернувшись в общую комнату, Матей занес в «Судовой журнал»:

Аурелиан Добре, подошедший к руководителю экспедиции, прочел его заметку.

— Знаешь что, Матей, — сказал профессор, который казался особенно довольным, — ведь не только мы выжили. Мне удалось спасти несколько моих растений. А кроме того, я нашел новый ауксин — фитогормон, ускоряющий развитие растений, вывезенных с Венеры. Я назову его «Венуксин».

Он был так счастлив, что его лицо, загоревшее под действием солнечных излучений, стало вдруг как-то моложе.

Немного позже биолог заметил, как Андрей осторожно подбирался к журналу. Радист оглянулся направо, налево и, думая, что его никто не видит, начал поспешно перелистывать журнал. Заинтересованный его поведением, профессор подошел к нему.

Как раз в эту минуту Прекуп пытался осторожно вырвать из книги страницу:

— Стой, — вскричал Добре громовым голосом. — Ты что там делаешь? — И рассерженный старик рванул его за руку в сторону. Он прочел страницу, которую собирался вырвать Прекуп и твердо сказал: — Эта страница останется. Она принадлежит истории экспедиции. Пусть ее прочтут все, кто пожелает узнать, что чувствовал и пережил каждый из нас.

Коперник беспрепятственно продвигался вперед по своей орбите. Скоро искусственные полюсы были сняты, и жизнь на астероиде потекла обычным порядком. Солнце находилось теперь на 50 000 000 километров от них. Все ближе, все величественнее виднелся диск Меркурия, самой маленькой и самой близкой к Солнцу планеты из нашей системы.

Снова закипела исследовательская деятельность; астронавты усердно изучали небесное тело, к которому они направлялись.

Каждый день результаты их работы передавались на Гепту, радиофоническая связь с которой была восстановлена.

Джордже Скарлат разделял свою деятельность между изучением планеты Меркурия и траекторией Коперника. Эта последняя отнимала у него большую часть времени. Ученый стал снова молчаливым, особенно с тех пор, как он получил с искусственного сателлита дополнительные сведения в связи с особенностями орбит двух вновь открытых астероидов.

Сперва окружающие думали, что он снова стал тем же замкнутым, хмурым человеком, но вскоре отдали себе отчет, что он просто занят особенно важными для будущей экспедиции вопросами.

На все попытки товарищей узнать, что с ним, он отвечал неопределенно, избегая объяснений.

Астероидные дни проходили спокойно один за другим. За этот период не произошло никаких особенных событий, а выздоровление астронавтов протекало вполне удовлетворительно.

Однажды ночью их разбудило сильное сотрясение. Они вскочили со сна, ошеломленные толчком.

— Наверное опять метеорит! — сказал Матей и, быстро натянув защитную одежду, вышел с Чернатом на поверхность.

Ночь была очень темная, и звезды сверкали на небе, как кристаллы льда.

Не было видно и следа метеорита. Зато метров в 200 от строений появилась глубокая трещина в горных породах астероида. Грохот, разбудивший их, был вызван обвалом части поверхности, вследствие чередовавшегося нагрева, остывания и сжатия пород за те недели, когда астероид находился в непосредственной близости к Солнцу.

Одновременно с обвалом целая туча песка и пыли поднялась к небу. При звездном свете эта туча казалась какой-то серой пеной, стоявшей над летучим островом. Она становилась все меньше и меньше, пока окончательно не растаяла в бесконечности. И тогда на небе всплыла во всем своем величии планета Меркурий. Три четверти ее диска были залиты ярким светом, последняя же скрывалась в непроницаемой тьме.

Вирджил Чернат не отрываясь глядел на это бесподобное зрелище.

— Как будто Луна! Те же резкие, застывшие контуры…

— Да, ты не ошибаешься. Эта планета немногим больше естественного спутника Земли и, также как Луна, почти совершенно лишена газовой оболочки. Меркурий поворачивается вокруг своей оси ровно в столько же времени, как и вокруг Солнца, т. е. 88 земных дней, точно также как Луна, которая за тот же промежуток времени обходит вокруг Земли и поворачивается вокруг своей оси. Поэтому Меркурий обращен к Солнцу, как и Луна к Земле, — всегда одной и той же стороной. Для Меркурия это особенно важно. В самом деле, на стороне, постоянно повернутой к Солнцу, в мире вечного света, температура неизменно держится выше 300°. А на затемненной четверти мороз доходит до абсолютного нуля.

Вследствие таких условий, а также своей малой массы, Меркурий остался без атмосферы. На раскаленной его стороне, газы испарились и рассеялись в межпланетном пространстве, а на стороне вечного холода — замерзли и отложились на поверхности. Если на Меркурии когда-либо существовала вода, с ней случилось то же самое, что и с газами

Я думаю, что ты понимаешь, Вирджил, что в таких условиях никакая форма жизни здесь не возможна!

Они еще постояли немного, глядя на звездное небо, а затем спустились в убежище. Из помещения поста радиотелевидения доносился голос Скарлата, передававшего результаты своих вычислений станции связи на Гепте.

— …итак, повторяю, товарищ Аруниан: эксцентрицитет орбиты — 0,206 753; ее астрономическое наклонение по эклиптике — 7°11 34», специфический вес — 3,81672 грамма на кубический сантиметр… Новая передача данных через 12 часов…

Как только Прекуп остановил аппарат, Скарлат вошел за Матеем в исследовательскую. Там они застали Аполодора Динкэ. Он только что зарегистрировал на магнетонической ленте для микропроекции недавно законченную большую карту Меркурия и теперь проектировал ее на экран.

На полотне экрана четко выделялись особенности поверхности и вариации рельефа.

— Вы выполнили немаловажный труд, закончив картографическую запись планеты Меркурия, — заметил Матей.

— Это была трудная работа, — ответил Скарлат,

— Если бы не товарищ Динкэ, я бы, пожалуй, не довел ее до конца.

С помощью электрического интегратора он еще раз проверил некоторые выкладки и, выбрав один из снимков, послуживших ему материалом для карты, спроектировал его на экран.

— Я только что пришел к интересному выводу, — объяснил он, указывая на одну из подробностей снимка. — Измеряя длину тени этой вершины, я установил, что она самая высокая на освещенной части планеты. Все же она не превышает 968 метров. Довольно мало, если мы припомним, что на Луне, которая несколько меньше Меркурия, есть горы, превышающие 8 километров.

Большая часть раскаленной половины Меркурия, — продолжал Скарлат, — кажется покрытой песком и различными горными породами, ставшими пластичными под влиянием постоянного нагрева; местами должны существовать и вязкие болота.

Что касается гор, большая часть их разрушена резкими вариациями температуры.

Видя, что Скарлат разговорчивее, чем обыкновенно, Матей попытался узнать мотивы его странного поведения за последнее время.

— Я очень доволен, что вижу вас в лучшем настроении, — сказал он. — Последнее время мы немного беспокоились… Пожалуйста, скажите нам открыто, что вас волнует?

Ученый вздрогнул и пристально взглянул на Матея. Было заметно, что он колеблется, не зная, стоит ли говорить. В конце концов, он, видимо, решился.

— Хорошо, я вам что-то покажу.

Он нажал на кнопку магнетонического микропроектора, и на экране показалась, вместо картограммы Меркурия, астральная карта, на которой красной чертой был отмечен путь Коперника.

— Проблема, волнующая меня, — начал Скарлат, — проистекает из того, что наш астероид — недавно открытое небесное тело, и поэтому еще сравнительно мало изучен. В момент нашего отъезда с Земли была известна — и то в общих линиях — его орбита, я повторяю: в общих линиях! Ученые с Гепты высчитали приблизительно и изменения, которым подвержен эллиптический путь Коперника под влиянием силы притяжения различных планет. Со дня нашей посадки на астероид мне удалось уточнить результаты этих вычислений. Все же я до сих пор не мог добиться одной вещи, хотя я и не понимаю отчего. Теперь, наконец, я узнал причину, «Непредусмотримое» показало-таки свои когти. Недавно открытые астероиды пройдут в этом году на расстоянии меньше чем 18 500 километров от Коперника, что означает…

— Ну и что ж такого? — перебил его Матей. — Я не вижу здесь ничего, что могло бы вас волновать. 18 500 километров — порядочное расстояние.

— …что означает, — продолжал еще более веско Скарлат, не обращая внимания на слова Бутару, — что в первый же месяц будущего земного года, через две недели после максимального сближения с Марсом, мы пройдем через самый густой рой метеоритов нашей солнечной системы. И это вследствие того, что те два астероида, о которых нам сообщил товарищ Аруниан и масса которых во много тысяч раз превосходит массу Коперника, легко изменят его путь к этому рою.

Вы, так же как и я, знаете, что за последние десятилетия доказано, что подобные густые рои метеоритов содержат на каждый кубический километр в 200–300 раз большую концентрацию метеоритов, чем это предполагалось в первой половине XX века. Я надеюсь, что вы не будете считать меня слишком большим пессимистом, если я вам скажу, что мы стоим перед серьезной опасностью.

Матей Бутару не сразу ответил ему. Слова Джордже Скарлата произвели на него сильное впечатление. Но, подумав, он сказал:

— Значит, нужно принять меры. Это не первая и не последняя трудность, с которой нам придется столкнуться… и которую мы должны преодолеть.

— А я обещаю вам помогать всеми своими силами, чтобы благополучно выйти из этого тяжкого испытания, — твердо произнес профессор Скарлат.