"Мартин Касарьего. Меня не купишь " - читать интересную книгу автора

одиннадцать месяцев и три недели я ненавидел ее. А песня все звучала. Когда
любовь прилетает,/ глупо искать виновных;/ нет у любви законов, чисел и
расписаний,/ если желанья наши сплавились воедино,/ усталая лошадь в
саванне... Тони налил мне виски. Я схватил бутылку, не давая ему унести ее.
- Оставь мне всю бутылку, Тони.
- Не пей больше, - попросила Эльза.
- Почему?
- Тебе будет плохо.
- Она всегда заботилась обо мне, как сестра милосердия, - поведал я
Тони, все еще сжимавшему бутылку и смотревшему на нас в изумлении, не в
силах поверить, что я был знаком с этой дамой из высшего общества - Я же
тебе сказал, оставь бутылку. Тони отпустил ее.
- Тогда дай и мне рюмку. Только не этой отравы. Налей чего-нибудь
поприличнее.
- Она всегда так, - пояснил я, - если я пью, она тоже пьет, не пью я -
не пьет она. По-моему, это называется алкогольной солидарностью или чем-то в
этом духе.
- Тебе есть чем платить? - выпалил Тони.
Пресвятая Дева! Настал мой черед удивиться. Он спросил это, чтобы
как-то поучаствовать в разговоре, и это оказалось первым, что пришло ему на
ум, или он решил поставить меня на место? Тони отлично знал, что я всегда
расплачиваюсь в конце месяца. А иногда - в конце следующего месяца Чертов
официантик.
- Плачу я, - вмешалась Эльза.
Тони уже наливал ей виски. Он извлек "Баллантайн", полускрытый другими
бутылками поплоше. В "Голубом коте" "Баллантайн" приберегался для особых
случаев. И я был согласен с Тони: сегодня был именно тот случай. Думаю,
таким образом раз и навсегда определялась категория заведения. Эльза
поднесла к стакану два пальца, показывая, сколько наливать. Два длинных
тонких пальца без колец. Я поздравил себя с отсутствием последних - и тут же
обругал. Разве мне не безразлично? Оказывается, нет. Признать это значило
разбить себе сердце. Тони посмотрел на часы. Без пятнадцати одиннадцать. На
мгновение наши взгляды встретились. Тони ни за что не хотел пропустить хоть
слово, но с желудком не поспоришь, а именно в это время он всегда съедал
горячую сосиску. Если не удавалось заполнить пустоту, его тошнило. К тому же
он мог продолжать слушать, о чем мы говорим, и из кухоньки, расположенной
прямо за баром. Я бровями сделал знак, что он может отправляться готовить
чертову сосиску. Прежде чем скрыться за дверью, перекидывая костыли и
грохоча, как Ланселот, он чуть-чуть убавил громкость магнитофона. Он боялся
что-нибудь прослушать, но мне было все равно, музыкального фона и так
хватало.
- Ты разбогатела? - спросил я, не глядя на нее. - Сколько ты заработала
на этой истории?
- Я здесь ни при чем.
- Разве? Я предполагал встретить тебя, а встретился с пулей. Это
странно. Ты же знаешь, я всегда мог заранее предсказать, когда, черт побери,
пойдет дождь.
- В самом деле? - Она смотрела на меня с полным безразличием. - И когда
же, черт побери, пойдет дождь?
- Этой ночью.