"Василий Карпов. Две родины капитана" - читать интересную книгу автора

банках быстро разогрел на костре, он отказался. Николай сварил крепкий
чай, заставил Редозубова с чаем выпить сгущенного молока:
- Иначе не дойдешь. И вот еще пожуй. Мы в маршрутах всегда ими
подкрепляемся. - И протянул гроздь желто-красных ягод. Редозубов съел
терпкие, отдающие хвоей ягоды лимонника, выпил еще банку чая, и усталость
вскоре и вправду отошла.
К вечеру они вышли к пасеке старовера Ивана Попова. В небольшом
распадке тянулись в несколько рядов ульи. Ниже, у ручья, стоял небольшой
рубленый дом. На почерневшей стене сушилась "распятая" шкура муравьятника
- небольшого белогрудого медведя. Из-под крыльца выскочил здоровенный пес,
взъерошил шерсть на загривке, но увидел людей, лениво тявкнул, вызывая
хозяина, и опять спрятался.
Попов вышел на крыльцо - лицо бледное, взгляд испуганный, поверх белой
расшитой рубашки рыжая борода лопатой. Узнав Сухорукова, он почтительно
поздоровался, перекрестил бороду двумя пальцами; что-то пробормотал,
воздев глаза к небу, и лишь после этого пригласил гостей в дом.
В тесном, полутемном помещении крепко пахло медом. Усадив геологов за
широкий стол из рубленых досок, Попов принес холодного вареного мяса,
налил из стоящей за печкой фляги по большой кружке мутной медовухи, но сам
пить не стал.
- У тебя что, Иван, великий пост? - спросил Сухоруков, с трудом
разрывая зубами жесткое медвежье мясо.
- Пришла кара за грехи наши, - не сразу ответил Попов. Смиренно сложив
руки лодочкой, он постоял, словно к чему-то прислушиваясь, потом кивнул в
сторону Березового Солдата. - Встал под праздник великий крест над горой,
вселил в голову чужие мысли.
- А ведь штуковина появилась перед церковным праздником, - шепнул
Сухорукову завхоз, - воздвиженья, или вознесения креста господня.
- И Капиташка там, - задумчиво проговорил Попов, узнав о "выбросе"
Вороновой, - хороший был мужик, Капиташка-то.


Странное поведение Попова встревожило геологов. Ночью они почти не
спали. Вышли рано. Попов их даже не проводил.
Шедший впереди Сухоруков, подходя к сопке, стал часто останавливаться и
прислушиваться: ему не нравилась звенящая тишина леса.
- Словно вымерло все вокруг, даже птиц не слышно, - сказал он.
Вскоре они вышли на магистральную просеку, прорубленную для
геофизического профиля еще весной. За лето ее затянуло листвой, но она еще
просматривалась далеко вперед.
Неожиданно на вершине, в просвете просеки возник, повис в воздухе
силуэт большого бесформенного тела. Тело тут же рухнуло вниз и широким
махом, беззвучно перелетая через валежины, понеслось по просеке навстречу
людям. Некоторое время они завороженно смотрели на ритмично вздымающуюся
над поваленными деревьями широкую бурую спину. Сухоруков первый пришел в
себя, резко толкнул с просеки Редозубова. Медведь, почуяв людей, взревел,
но ходу не сбавил, пронесся мимо, обдав геологов крепким звериным запахом.
- Трифилич, ты цел?