"Сергей Карпущенко. Возвращение Императора, Или Двадцать три Ступени вверх " - читать интересную книгу автора

- Да ты дубина стоеросовая, Саша, вот ты кто! - орал Голощекин,
превращая свои толстые губы в куриную гузку. - Я сам ездил за инструкциями в
Москву, где мне дали четкие руководства к действию - расстрелять семью
Романовых - и баста! Какие такие намеки? Все ясно, как солнечный день!
Оправляя гимнастерку, из-за стола поднялся Яков Юровский, комиссар
Екатеринбургской чрезвычайки. С солидной неторопливостью достал из галифе
смятый листок бумаги, потряс им в воздухе и сказал:
- Ждать больше нельзя! Вот письмо Николая Романова, направлявшееся к
белогвардейцам, как это можно судить по содержанию письма. Здесь Николай
описывает расположение комнат в Ипатьевском доме, указывает точки, где стоят
пулеметы, перечисляет состав караула. Такие письма зря не пишут. Если
сегодня мы не разделаемся с Романовыми и окружением, то завтра монархисты их
освободят и увезут в неизвестном направлении! Да и кого ты там жалеешь,
Саша? Царских выродков? Не понимаешь разве, что если не кокнем всю эту
сволочь, так завтра же под лозунгом борьбы за восстановление монархии
соберутся миллионы! Им безразлично будет, за кого стоять: за царя ли, за
царевича ли, или даже за девчонок, дочерей Николашки! Все это племя нужно
извести на корню! Довольно поцарствовали, попили нашей крови! Сегодня же
кончим угнетателей, иначе история нам не простит промашки!
- Правильно! Правильно! - раздалось сразу несколько голосов, а шустрый
с виду, низенький Петр Войков спросил, обращаясь к Юровскому:
- Яша, а как ты их казнить собрался? Где? Или на поляну лесную
вывезешь, а там и кокнешь?
- Зачем же на поляну? - нехорошо улыбнулся Юровский, почесав нос. Там,
в "Доме особого назначения" и порешим. Есть у меня верные люди, которые
врагов трудового народа ненавидят люто, - Медведев, Ваганов да Никулин.
Голощекин Шая, уверен, со мной пойдет, а вдобавок возьмем с собой пленных
мадьяров, дадим винтовки. Пусть помогут. У них к русскому царю и его
выродкам никакого сожаления не будет - штыками на славу поработать смогут.
Ночью я объявлю арестованным, что их переводят в другое место. Все оденутся,
а после спустим во двор, в полуподвал введем, а там и приведем наш приговор
в исполнение. Я рядом с домом автомобиль поставлю так, что когда палить
начнем, то шум мотора выстрелы заглушит. Ты же, Петруша, сказал Юровский,
обращаясь к одному лишь Войкову, - талантливый, я слышал, химик. Вот и
покумекай, похимичь, как бы потом тела убитых так обработать, чтобы
неузнаваемы были. А то ведь неровен час, откопает кто-то да и сделает из
останков мощи. Русским же все равно, кому молиться: на живого царя, на
мертвого ли - без разницы.
- Ладно, сделаю, - серьезно ответил Войков. - Кислоту в аптеке купим,
побольше, керосину, чтобы тела облить да сжечь. Это все несложно. Только вот
куда везти?
- Мертвых-то? - не понял Юровский. - Да я уж место присмотрел. Хорошее
такое место. В семнадцати верстах от города деревня есть одна, Коптяки. Там
урочище Четырех братьев с заброшенными шахтами, из которых раньше руду
копали. Туда и бросим, бомбами ручными закидаем, а перед этим покоптим тела,
кислотой обработаем, вот и исполним распоряжение правительства. И попрошу
дорогих товарищей отбросить все сантименты. Пусть каждый Ходынку помнит,
Кровавое воскресенье, скорбь, нужду трудового народа, издевательства
властей. Без всякой жалости Николая Кровавого казнить будем! Его и все
царское отродье!