"Сергей Карпущенко. Беглецы " - читать интересную книгу автора

склонность без особой надобности пугнуть за грехи Страшным Судом, но
частенько грешившим лично - вином побаловаться любил. Однако знали все, что
через смешок и шутку, через улыбку и подмиг за православную веру был горазд
постоять отец Алексий, и с иными из своих или заезжих немцев-купцов, если
случались такие в остроге, до брызги слюнной, до щипания бород мог поспорить
о вере пьяноватый священник. Ведали все за ним еще одну слабость: любил он в
православную веру камчадалов вводить и действовал в этом деле изворотливо и
ловко, правдой и неправдой - только б окрестить, а там пускай себе плачут,
рвут на себе одежду и волосы. Одних миром, по-хорошему убедит, показав с
помощью доводов неопровержимых неминучую погубу от бытия вне церкви
православной. Других, кто покрепче, обыкновенно застращивал адом, чертями,
муками вечными - до плача доводил, случалось. Третьих, рассказывали, опаивал
попросту, а после и крестил.
Но были камчадалы для отца Алексия сущими семечками, потому что
языческого истукана, по твердому убеждению его, Бог православный, вполсилы
дунув, повалить уж мог. А поэтому мечтой заветной отца Алексия, страстным
желанием, неисполнение которого спать спокойно не давало батюшке, являлась
мысль повязать православием какого-нибудь врага поосновательней -
лютеранина, а то и иудея или католика, чего ему до сих пор никак не
удавалось содеять по причине совершенного отсутствия на Камчатке иудеев и
редкого посещения острога папистами и Мартина Лютера приспешниками. Вот
поэтому, увидев постучавшегося в дом его католика - как догадывался он! -
ссыльного Беньевского, отец Алексий почувствовал сильное зудение и радость
от предвкушения победы над неправой верой.
Улыбаясь, он проводил Беньевского к столу, усадил, стал доставать
варенье всякое, соленье, впрок заготовленное им самим же на зиму. Говорил
меж тем:
- Спознал я от сынка Ивашки, что полюбился ты ему, очень полюбился. Уж
он мне все уши о тебе прокрутил - такой да сякой, и учен, и умен, и нравом
вышел. Знаю, начал ты его наукам обучать, да токмо, мню, не будет из сего
дурака проку.
- Отчего же не будет? - недоуменно посмотрел на попа Беньевский. - В
Иване заметен немалый разум и способности изрядные.
- Сие лишь видимость разума, видимость! От великого ли разумения
схлестнулся сей недоросль с особой вконец погиблой от привязанности к
плотскому греху, сиречь блудодейству? Прилепился он к Мавре и, ведомо,
венчаться с ней хочет. Умное ли дело?
- А что ж в том худого? Мне показалось, Мавра добродетельна и
приятностями богата, а по причине малого количества женского пола в остроге
тем паче редкостная.
- Да что с того, что телесами корпусна да лицом бела! А своевольства
сколько в ней аспидного! Молвит же мудрость, что горе граду тому, где жена
владетельствует, и зло мужу, который жене покорствует!
- Н-да, мне же Иван юношей сильным и волелюбивым представился.
- С виду сие, токмо с виду! А как возьмет в дом злую жену, так скоро
переменится! Толкую я часто Ваньке: слышь, сыне мой, про льстивую и
блудливую, каковая мужу своему во сретенье изыдет, за руку мужа своего
приемлюще и одеяния совлачая, уста лобзающе, глаголет: "Поиде, господине
мой, свет очей моих, сладость гортани моей, аз без тебя света зрети не могу
и ни единого слова проглаголить, и егда воззрю на тя, света моего, тогда