"Сергей Карпущенко. Беглецы " - читать интересную книгу автора

О воровстве том в народе знали, но говорили о нем глухо, потому как
верных сведений из-за большой секретности дела имелось мало. А вскоре
поднялась, загомонила яицкая казачщина, загорелись крепостицы, помещичьи
усадьбы, и камчатская история, заслоненная великим, страшным Пугачом, была
забыта...

Часть первая БОЛЬШЕРЕЦКИЙ ОСТРОГ

1. ПОБЕРЕГИСЬ, ОЖГУ!

Двенадцатого сентября 1770 года. Дорога, что ведет от Чекавинской бухты
к Большерецкому острогу, худая и хоть и не размочена еще грозящими хлынуть
через неделю сильными дождями, но вся в колдобинах, в ухабах. Вдоль дороги
то тут, то там вылезли жидкие кустики таволги и вереска. Во впадинках
колышется густо-зеленая, как тина, сочная, богатая трава высотой в два
аршина. Длинно-длинно и тонко, но громко и очень печально кричит еврашка,
зверек в рассуждение громкого голоса очень малый, и тут же глохнет, как
срезанный, его печальный крик. Горизонт кое-где зубатится сопками. Такая
глушь и дичь кругом, что выть охота подобно еврашке. Только сдуру или спьяну
в этакое место заедешь да еще, разве, по сильной нужде. Тихо. Лишь скрипят
оси плетущихся по дороге трех телег.
На передней телеге сидели трое, а четвертый, держась рукой за край, шел
рядом. Был он невысокого росточка, но жилист и, видно, верток и силен.
Короткие фалды кафтана, пошитого из черного английского сукна, били его при
ходьбе по ногам, обутым в невысокие мягкие сапоги с отворотами. Камзол на
нем тоже был черный, из бархата, изрядно, правда, потертого. С обшивными
петлями камзол и вызолоченными пуговицами. А треугольную серую шляпу свою
нес он зачем-то под мышкой, словно мешала она ему смотреть вперед на дорогу.
И глядел тот человек на дорогу прищурив один глаз, другой же был у него
широко открыт, будто сильно удивлялся чему-то человек. И все черты лица того
мужчины были на удивление крупные: и нос, как у грача, великий, долгий, и
рот широкий, едва ль не от уха до уха, чуть скособоченный вправо и внушавший
подозрение, что человек улыбается, но криво и недобро, и большие, какие-то
заостренные кверху уши, рысьи. Все в этом чудном лице было крупно и немного
наперекосяк, точно кто решил слепить его на славу, задумал хорошо и начал
тоже с толком, а потом забросил - и так, мол, сгодится. Но странно:
покривленное это лицо ничуть не отвращало, а, напротив, привлекало, и при
взгляде внимательном даже могло понравиться. А еще едва заметно прихрамывал
тот человек на ногу правую, которая будто была в содружестве с покривленным
его лицом. Отроду же можно было дать ему не больше четырех десятков лет. В
общем - довольно любопытный человек.
Его товарищ, согнувшись в три погибели, сидел на телеге, свесив тощую
ногу свою едва не до земли, а вторую закинув на колено первой. Качая
головой, внимательно рассматривал он отставшую от сапога подошву и, видно,
состоянием обуви своей был немало удручен. Имел он длинные светлые патлы,
спутанные и немытые, наверно, с месяц, да вообще весь вид его был неважен,
словно он давно страдал желудком или болезнью цинготной.
Правил же единственной впряженной в телегу саврасой лошадью мужичок в
треухе рваном, старом, неотрывно смотревший на репицу хвоста, будто нашел
там что-то очень для себя занятное. Рядом с извозчиком солдатик в треуголке