"Владимир Васильевич Карпов. Судьба разведчика " - читать интересную книгу автора

Василий посоветовался с отцом, тот, как всегда, немногословно ответил:
"Смотри, тебе служить". Мать запорхала вокруг него, понимая огорчение сына,
утешала: "И пехотный офицер - тоже хорошо. Вон мой брат Сережа был пехотный,
а какой красавец! Усы отпустишь, будешь бравый капитан". [16]
Стать военным очень хотелось, поэтому Василий согласился с предложением
комиссии. Ближайшее к Оренбургу пехотное училище находилось в Ташкенте, в
него и направили Ромашкина.
Два года учебы промелькнули быстро. Василий окреп, загорел под
азиатским солнышком. Продолжая тренировки в боксе, достиг высоких
результатов: стал чемпионом Средне-Азиатского военного округа в среднем
весе. И с поэзией дело продвигалось: стихи Василия печатали в окружной
газете, редактор ее, опытный журналист, полковой комиссар Федоров советовал
не оставлять стихи, даже когда станет командиром.
В училище Ромашкин был местной знаменитостью: у всех на виду как
чемпион и как поэт. Начальник училища генерал Иванов (два ордена Красного
Знамени за бои в гражданской войне) отмечал Василия благодарностями,
грамотами, ценными подарками, не раз приглашал к себе в кабинет,
расспрашивал о планах, давал добрые советы в будущей службе, даже намекал на
то, что может оставить его после окончания командиром курсантского взвода.
Выпуск намечали приурочить ко Дню Красной Армии - 23 февраля 1940 года.
Выпускникам заранее шили комсоставскую форму: гимнастерки и шинели. Василий
на примерке смотрел на себя в зеркало и сердце его замирало от предвкушения
радости мамы и папы, когда они его увидят в этом блеске. Мелькали
самонадеянные мысли и о том, что девушки тоже (особенно Зина!) будут на него
посматривать благосклонно. Да как же им не залюбоваться: здоровый,
плечистый, загорелый, два рубиновых "кубаря" на малиновых петлицах с золотой
окантовкой, на рукавах малиновые шевроны, опять же с золотыми галунами,
ремень комсоставский с латунной пряжкой, на которой сияет, как солнышко,
звезда. При малейшем движении ремень поскрипывал с обворожительной
солидностью, ну и сапоги хромовые, комсоставские тоже скрипели добротной
кожей, правда, сапоги еще были складской бледности, но Василий знал, как
только он их получит - начистит до зеркального сияния.
Казалось, все складывалось прекрасно, и командирская жизнь с ее
трудной, но увлекательной армейской романтикой, для Ромашкина уже
начинается.
Но та самая судьба, о которой мы упоминали, распорядилась иначе.
В полночь, когда рота спала здоровым богатырским сном после напряженных
дневных занятий, в спальную вошли трое. Они подошли к тумбочке Ромашкина,
вынули из нее тетради и письма, раскрыли вещевой мешок и из него извлекли
тетрадь со стихами, которую там хранил Василий. Затем капитан со шпалой [17]
на петлице тронул спящего за плечо и негромко, чтобы не будить соседей,
сказал:
- Ромашкин, вставайте.
Василий, ничего не понимая, посмотрел на стоявших перед ним командиров.
- Одевайтесь, Ромашкин, пойдете с нами. В канцелярии роты все тот же
капитан спросил строгим и официальным голосом:
- Ваша фамилия, имя, отчество?
Василий удивился: несколько минут назад капитан называл его по
фамилии... Но ответил:
- Василий Владимирович Ромашкин. А в чем дело?