"Транедия Зет" - читать интересную книгу автора (Квин Эллери)

Глава 5 ШЕСТОЕ ПИСЬМО

Его обнаружение задержалось на некоторое время.

Снаружи из коридора послышались голоса и шарканье ног, и в следующий момент один из людей Кеньона, стоящий в дверях, пробормотал извинение и шагнул в сторону, склонившись, словно в присутствии королевской особы. Все разговоры прекратились, а я заинтересовалась, кем могла быть эта могущественная личность, заставившая человека, облеченного властью, уступить дорогу.

Но мужчина, появившийся в дверном проеме, едва ли обладал внушительной внешностью. Это был маленький и абсолютно лысый старичок с розовыми щеками, обычно ассоциирующимися со снисходительным дедушкой, и солидным брюшком, нависавшим над бедрами. Пальто его выглядело весьма поношенным.

Но при виде глаз посетителя мое впечатление о нем сразу же изменилось. В них ощущалась сила, которую признали бы в любой компании. Голубые щелочки под бровями походили на две ледышки — твердые и безжалостные глаза мудреца, познавшего все зло этого мира. Они выглядели не просто коварными, а поистине сатанинскими. Особенно ужасными делал их контраст с веселой улыбкой и стариковским покачиванием розового лысого черепа.

Я с удивлением смотрела, как Джон Хьюм — реформатор, защитник народа, Давид, бросающий очищенные огнем камни в чудовищного Голиафа, — быстро пересек комнату и схватил пухлые ручки старика с явными признаками уважения и удовольствия.

Притворялся ли он? Едва ли от него мог ускользнуть безжалостный холод в глазах пришедшего. Возможно, его собственные энергия и праведность были такими же фальшивыми, как улыбка старичка…

Я бросила взгляд на отца, но не заметила критического выражения на его честной безобразной физиономии.

— Только что услышал новости, — пискнул старичок детским дискантом. — Ужасно, Джон. Я сразу поспешил сюда. Есть какой-нибудь прогресс?

— Очень скромный, — признался Хьюм и повел старика через комнату. — Мисс Тамм, позвольте представить вам человека, в чьих руках мое политическое будущее, — Руфуса Коттона. А это, Руф, инспектор Тамм из Нью-Йорка.

Руфус Коттон с улыбкой стиснул мою руку:

— Это неожиданное удовольствие, дорогая.

Потом его пухлые щеки ввалились, и Коттон добавил, повернувшись к отцу и все еще держа меня за руку, которую я деликатно высвободила, на что он, казалось, не обратил внимания.

— Так это великий инспектор Тамм! Слышал о вас, инспектор. Мой старый нью-йоркский друг комиссар Бербидж — вы ведь работали при нем, не так ли? — часто о вас говорил.

Отец смущенно кашлянул.

— Значит, вы поддерживаете Хьюма? Я тоже слышал о вас, Коттон.

— Да, — пискнул Руфус Коттон. — Джон должен стать следующим сенатором от округа Тилден. Я делаю то немногое, что в моих силах, чтобы помочь ему. А теперь этот кошмар — господи! — Он кудахтал, как старая наседка, но его сверкающие злобой глаза оставались неподвижными. — А теперь прошу извинить меня, инспектор, и вас, дорогая моя, — продолжал он, повернувшись ко мне с сияющей улыбкой. — Мы с Джоном должны обсудить это ужасное событие, которое может повлиять на политическую ситуацию… — Продолжая болтать, он отвел в сторону окружного прокурора, и несколько минут они беседовали вполголоса.

Я заметила, что говорит в основном Хьюм, а старый политикан время от времени кивает, не сводя глаз с лица протеже… Мое мнение о молодом рыцаре на политическом поприще претерпело изменение. Мне казалось, что смерть сенатора Фосетта была на руку Хьюму, Коттону и партии, которую они представляли. Вместе с разоблачением подлинного морального облика убитого она должна была обеспечить избрание кандидата-реформиста. Никакой другой кандидат от партии Фосетта не мог сгладить в глазах электората этот сокрушительный удар по ее престижу.

Увидев, что отец подает мне знак, я быстро подошла к нему.

«Пейшнс Тамм, ты безмозглая дура!» — с горечью сказала я себе, увидев, чем занят отец.

Он стоял на коленях у камина позади стола, что-то сосредоточенно изучая. С ним тихо переговаривался один из детективов, а человек с фотокамерой снимал внутреннее пространство очага. Сверкнула голубая вспышка, послышался негромкий хлопок, и комната наполнилась дымом. Фотограф отодвинул отца в сторону и снял что-то на краю коврика перед каминной решеткой. Я увидела, что это отпечаток левого мужского ботинка. Пепел из очага просыпался в комнату, и человек случайно наступил на него… Фотограф начал упаковывать аппаратуру. Я поняла, что он закончил работу, так как кто-то упомянул, что снимки тела, а также различных участков комнаты сделали до нашего прибытия.

Однако интерес отца был вызван не отпечатком на коврике, а чем-то за каминной решеткой. Выглядело это достаточно невинно — стертый, но различимый след ноги в слое светлого пепла, который лежал сверху более старой и темной золы, очевидно оставшись после огня, разведенного вечером.

— Что ты об этом думаешь, Пэтти? — спросил отец, когда я заглянула ему через плечо. — На что это, по-твоему, похоже?

— На отпечаток правого мужского ботинка.

— Верно, — кивнул отец и поднялся. — Но это не все. Видишь разницу в оттенке между верхним слоем пепла, в котором остался отпечаток, и нижним? Здесь было не так давно что-то сожжено и прижато ногой. Кто же это сделал и что он сжег?

У меня были идеи, но я промолчала.

— А теперь посмотри на другой отпечаток, — продолжал отец, глядя на коврик. — Этот тип остановился перед камином, наступил левой ногой в пепел на коврике, потом сжег что-то в очаге и придавил это правой ногой… О'кей? — обратился он к фотографу, и тот кивнул. Отец снова опустился на колени и начал осторожно раскапывать светлый пепел. — Ха! — воскликнул он и торжествующе выпрямился, держа в руке клочок бумаги.

Это была плотная кремовая бумага — несомненно, часть того, что недавно было сожжено. Отец оторвал крошечный кусочек и поднес к нему спичку. Кучка пепла получилась того же цвета, что и светлый пепел в камине.

— Ну вот, — сказал он, почесывая затылок. — Интересно, откуда это взялось?

— Из блокнота на столе, — спокойно ответила я. — Мне это сразу стало ясно, папа. Сенатор пользовался необычной бумагой, хотя и приобретал ее в блокнотах.

— Господи, Пэтти, ты права!

Отец поспешил к столу. Сравнение уцелевшего клочка с бумагой в блокноте подтвердило мое предположение.

— Да, но от этого мало толку, — проворчал отец. — Откуда мы знаем, когда сожгли бумагу? Может быть, за несколько часов до прихода преступника. Может быть, сам Фосетт… Погоди!

Он подбежал к камину, снова порылся в пепле и на сей раз выудил полоску клейкой ткани.

— Часть корешка блокнота прилипла к бумаге и уцелела в огне. Но я все еще…

Повернувшись, отец показал находки Джону Хьюму и старому Руфусу Коттону. Я воспользовалась шансом для самостоятельных действий. Заглянув под стол, я увидела корзину для мусора. Она была пуста. Тогда я пошарила в ящиках стола, но и там не нашла того, что искала, — еще одного блокнота, использованного или нового. Поэтому я выскользнула из кабинета и отправилась на поиски Кармайкла. Я обнаружила его в гостиной мирно читающим газету, под присмотром детектива, умудрявшегося выглядеть так же невинно, как недавно снесенное яйцо У.Ш. Гилберта.[25]

— Мистер Кармайкл, — осведомилась я, — блокнот на столе сенатора — единственный в доме?

Он вскочил, скомкав газету:

— Прошу прощения?.. Блокнот? Да, единственный. Были и другие, но их уже использовали.

— Когда использовали последний из них, мистер Кармайкл?

— Два дня назад. Я сам выбросил корешок.

Я вернулась в кабинет и задумалась. Возможностей было не так много, но и фактов явно не хватало. Смогу ли я когда-нибудь доказать то, что подозреваю?..

Мои размышления внезапно прервались.

В том же дверном проеме, через который ранее проходили убийца, полиция, мы, Руфус Коттон, неожиданно возникло удивительное видение. Было оно осязаемым или нет, но детектив, сопровождавший его, предпочел не рисковать и крепко держал видение за руку, свирепо хмуря брови.

Женщина была высокой, широкоплечей и крепкой, как амазонка. На вид я дала ей лет сорок семь, но не аплодировала собственной проницательности, так как она не делала попыток скрыть свой возраст. На ее тяжелом мужеподобном лице не было ни пудры, ни румян — она даже не маскировала заметные усики над верхней губой. Волосы жуткого карминного цвета прикрывала фетровая шляпа, несомненно приобретенная у торговца предметами мужского туалета, а не у модистки. Визитерша вообще была одета по-мужски, если не считать строгого покроя юбки, — в двубортный пиджак с отворотами, ботинки на толстой подошве; костюм довершал мужской галстук, свободно завязанный на шее… Я с удивлением заметила, что даже рубашка на ней была мужского фасона с накрахмаленной грудью, а в манжетах, торчащих из рукавов пиджака, поблескивали большие металлические запонки с красивой чеканкой.

Глаза женщины блестели, как бриллианты, а голос, когда она заговорила, оказался низким и мягким, с легкой приятной хрипотцой. Несмотря на гротескную внешность, в ней ощущался ум — пусть даже природного, примитивного свойства.

Я не сомневалась, что это Фанни Кайзер.

Кеньон пробудился от летаргии.

— Привет, Фанни! — поздоровался он тоном мужчины, обращающегося к другу одного с ним пола.

— Привет, Кеньон, — отозвалась она. — Что, черт возьми, здесь происходит? Что означает это сборище?

Ее телескопический взгляд охватил всех нас — Хьюма, которому женщина равнодушно кивнула, Джереми, на которого не обратила внимания, отца, заставившего ее задуматься, и меня, на которой взгляд задержался с явным удивлением. Завершив инспекцию, она посмотрела в глаза окружному прокурору и осведомилась:

— Вы все онемели? Где Джо Фосетт? Да говорите же, кто-нибудь!

— Рад, что вы заглянули, Фанни, — быстро сказал Хьюм. — Мы хотели побеседовать с вами, но вы избавили нас от поездки. Входите!

Женщина двинулась вперед тяжелой поступью, как Il Penseroso,[26] достала из нагрудного кармана толстую сигару и задумчиво вставила ее в рот. Кеньон поспешил к ней со спичкой. Она выпустила облако дыма и уставилась на стол, зажав сигару белыми зубами.

— Ну? — проворчала Фанни Кайзер, прислонившись к столу. — Что случилось с его превосходительством сенатором?

— А вы не знаете? — спросил Хьюм.

Кончик сигары описал медленную дугу.

— Я? — Сигара резко опустилась. — Откуда мне знать, черт побери?

Хьюм повернулся к детективу, который привел женщину:

— Что произошло, Пайк?

Детектив усмехнулся:

— Она вошла через парадную дверь как ни в чем не бывало, а увидев ребят и свет, изобразила удивление и спросила: «Что тут творится?» — «Вам лучше войти, Фанни, — ответил я. — Окружной прокурор вас ищет».

— Она пыталась улизнуть?

— Опомнитесь, Хьюм, — резко сказала Фанни Кайзер. — Чего ради мне убегать? И я все еще жду объяснений.

— Ладно. — Хьюм кивнул детективу, и тот вышел. — Полагаю, Фанни, вы расскажете мне, почему явились сюда?

— А вам что до этого?

— Вы пришли повидать сенатора, не так ли?

Она стряхнула пепел с кончика сигары.

— А вы думали, президента? Разве закон запрещает ходить в гости?

— Нет, — улыбнулся Хьюм. — Так вы не знаете, что случилось с вашим другом сенатором?

Сердито сверкнув глазами, она вытащила сигару изо рта.

— Конечно нет! Я бы не спрашивала, если бы знала. Что с ним стряслось?

— Все дело в том, Фанни, — дружелюбно ответил Хьюм, — что сенатор сегодня вечером покинул этот мир.

— Слушайте, Хьюм, чего вы к ней прицепились? — запротестовал Кеньон. — Фанни не…

— Так он мертв… — медленно произнесла Фанни Кайзер. — Ну-ну. Сегодня здесь, а завтра там. Просто так взял и откинул копыта.

Она не старалась выглядеть удивленной. Но я заметила, как напряглись мышцы ее рта, а глаза настороженно прищурились.

— Нет, Фанни. Он не откинул копыта просто так.

— Самоубийство?

— Нет. Убийство.

— О! — воскликнула женщина.

Я знала, что, несмотря на ее спокойствие, она ожидала и боялась этого.

— Итак, Фанни, — любезно продолжал окружной прокурор, — вы понимаете, почему нам приходится задавать вопросы. У вас сегодня вечером было назначено свидание с Фосеттом?

— Свидание? — рассеянно переспросила Фанни Кайзер. — Нет, я просто заглянула. Он не знал, что я приду…

Она с внезапной решимостью пожала широкими плечами и бросила сигару в камин — через плечо и не глядя, отметила я. Следовательно, леди была хорошо знакома с кабинетом сенатора Фосетта. Отец тоже явно это заметил.

— Вот что, — обратилась женщина к Хьюму. — Я знаю, что вертится у вас в башке. Вы славный парень, но не шейте ничего малютке Фанни Кайзер. Стала бы я вот так приходить сюда, если бы имела отношение к убийству? Так что отвяжитесь. Я ухожу.

Она демонстративно шагнула к двери.

— Одну минутку, Фанни, — сказал Хьюм, не двигаясь с места.

Женщина остановилась.

— Зачем делать поспешные выводы? Я ни в чем вас не обвиняю. Но мне хочется знать, что за дело намечалось у вас с Фосеттом этим вечером.

— Я сказала, отвяжитесь.

— Вы ведете себя очень глупо, Фанни.

Она усмехнулась как горгулья и бросила странно насмешливый взгляд на Руфуса Коттона, который держался на заднем плане с жуткой улыбкой на лице.

— Я леди, у которой много деловых связей, понятно? Вы бы удивились, узнав, сколько у меня друзей среди важных шишек этого города. Если хотите пришить мне что-то, мистер Хьюм, то запомните: моим клиентам может не понравиться реклама такого сорта, и они наступят на вас вот так… — Она злобно топнула по ковру правой ногой.

Хьюм покраснел и внезапно сунул женщине под нос письмо, которое сенатор Фосетт написал ей — пятое из стопки на столе.

Фанни Кайзер прочитала краткую записку не моргнув глазом, но под маской хладнокровия я ощущала панику. От послания, выдержанного в загадочных терминах, но явно предполагающего весьма близкие отношения, было не так легко отмахнуться.

— Как насчет этого? — холодно осведомился Хьюм. — Кто такая Мейзи? Что за таинственные телефонные разговоры, по мнению сенатора, могли прослушиваться? Кого он подразумевал под «другом X.»?

— Вы сами умеете читать, мистер. — Ее взгляд был ледяным.

Когда Кеньон с комичным беспокойством на лице отвел Хьюма в сторону и что-то настойчиво ему зашептал, я сразу поняла, что окружной прокурор сделал тактическую ошибку, показав Фанни Кайзер письмо сенатора. Теперь она была вооружена знанием и готова к отпору. Покуда Хьюм слушал протесты Кеньона, женщина вскинула голову, холодно посмотрела на Руфуса Коттона и, сдвинув брови, вышла из кабинета.

Хьюм не стал ей препятствовать. Он выглядел сердитым и беспомощным. Кратко кивнув Кеньону, он повернулся к отцу:

— Я не могу ее задерживать. Но за ней будут наблюдать.

— Славная малышка, — протянул отец. — Чем она занимается?

Окружной прокурор понизил голос, и косматые брови отца взлетели кверху.

— Вот оно что! Мне следовало догадаться. Я и раньше встречал таких бабенок. С ними нелегко иметь дело.

— Предположим, — сердито сказала я Хьюму, — вы посвятите меня в тайну. Она отнюдь не Юнона,[27] верно?

Хьюм покачал головой, а отец мрачно улыбнулся:

— Такие вещи не для тебя, Пэтти. Не лучше ли тебе вернуться в дом Клеев? Джереми тебя проводит…

— Нет, — заявила я. — Мне уже больше двадцати одного года, дорогой инспектор. В чем тайна могущества этой женщины? Едва ли в ее сексапильности…

— Право, Пэтти!..

Я подошла к Джереми, который, как мне казалось, был более податливой глиной. В том, что он был хорошо осведомлен о роде занятий этой женщины и ее необъятной власти в Лидсе, я не сомневалась — бедняга переминался с ноги на ногу, делая жалкие попытки сменить тему.

— Ну, — сказал он наконец, избегая моего взгляда, — таких, как она, таблоиды именуют «царицами порока».

— Что за старомодная чепуха! — фыркнула я. — Отец обращается со мной как с юной девицей, только что покинувшей монастырь. Значит, «мадам» Кайзер? Почему все эти люди так ее боятся?

Джереми пожал плечами:

— Кеньон просто винтик в машине. Полагаю, он получает от нее жалованье за то, что охраняет ее заведения.

— Но у нее власть и над Руфусом Коттоном, не так ли?

Джереми густо покраснел.

— Ну, Пэт, откуда мне знать?

— Ты просто невозможен! — Я сердито закусила губу. — Теперь я все понимаю. Эта женщина и драгоценный сенатор Фосетт… Очевидно, она работала рука об руку с ним?

— Все это сплетни, — отнекивался Джереми. — Пойдем отсюда, Пэт. Тут не место для тебя.

— Тут не место для твоей бабушки! — крикнула я. — И ты еще называешь себя мужчиной! Нет, Джереми, я останусь, и помоги Бог этой старой карге, когда я до нее доберусь!

И тут вдруг произошло нечто важное. До этого момента, после нескольких часов расследования, не возникало ни малейшего подозрения в отношении бедного создания, ставшего теперь едва ли не главным в деле об убийстве Фосетта. Оглядываясь назад, я думаю, что случилось бы, если бы это письмо не обнаружили. Полагаю, в финальный анализ это не внесло бы особой разницы. Связь этого человека с сенатором Фосеттом все равно неизбежно всплыла бы, а все последующее, вероятно, происходило бы лишь в замедленном режиме. И тем не менее, если бы он успел ускользнуть…

В комнату ворвался детектив, размахивая мятым листом бумаги.

— Мистер Хьюм! — крикнул он. — Я нашел письмо, которое прибыло вместе с фрагментом деревянного сундучка, в сейфе спальни сенатора!

Хьюм вцепился в бумагу, как утопающий — в спасательный круг. Мы столпились вокруг. Даже Кеньон с его вяло текущей кровью — этот человек был живым доказательством теории эволюции; я представляла себе его кембрийских[28] предков, копошащихся в слизи океанского дна, — казался возбужденным находкой; его красные щеки трепетали, когда он втягивал в себя воздух.

В комнате стало тихо, и Хьюм медленно начал читать:

Когда я смотрела на написанное карандашом корявое послание отчаявшегося человека, я почувствовала, как на комнату наползает холодная черная тень, и поняла, что это тень тюрьмы.

Рот Хьюма плотно сжался, и холодная улыбка приподняла его ноздри.

— Это уже что-то, — сказал он, пряча письмо в бумажник. — А все остальное… — Он не находил слов.

— Спокойнее, Хьюм, — предостерег отец.

— Можете на меня положиться, инспектор.

Окружной прокурор подошел к телефону.

— Оператор, соедините меня с начальником тюрьмы Алгонкин Магнусом… Начальник? Это окружной прокурор Хьюм. Простите, что поднял вас с постели среди ночи. Полагаю, вы слышали новости?.. Сенатор Фосетт был убит этим вечером… Да-да… Слушайте, Магнус, говорит ли вам что-нибудь имя Аарон Доу?

Мы молча ожидали, а Хьюм прижал микрофон к груди, устремив невидящий взгляд в камин.

Никто из нас не шевелился целых пять минут.

Внезапно взгляд окружного прокурора заострился. Он кивнул и сказал:

— Мы сейчас прибудем, — после чего положил трубку на рычаг.

— Ну? — хрипло произнес Кеньон.

Хьюм улыбнулся:

— Заключенный по имени Аарон Доу, работавший в тюремной мастерской, был освобожден сегодня во второй половине дня!