"Ирина Карнаухова. Наши собственные " - читать интересную книгу автора

двухэтажный дом. Трудно даже сказать, бревенчатый он или стеклянный,- так
много в нем окон и террас. Дом еще не совсем готов, еще не покрашен, и,
видимо, свет ему дает тот движок, который пыхтит в сарае.
Сейчас здравница еще не открыта на лето, ребята и педагоги должны
приехать только через несколько дней. Но кое-кто уже собрался. Трудно ведь
рассчитать точно время, когда ехать приходится издалека. Иногда не
совпадают поезда, иногда пароход посидит на мели лишних два часа - мало ли
что случается!
Давай-ка заглянем в щелку забора и посмотрим, что там происходит.
Вон под окошком подтянутый, сухонький старичок, в свежей рубашке с
галстуком и в блестящих сапогах, чистый-чистый, как будто только что из
бани,- это завхоз здравницы, Василий Игнатьевич. У него борода лопаткой,
седые волосы густым ежиком, а глаза подслеповатые: дают себя знать
шестьдесят пять лет. Он держит маленькую детскую лопаточку и сыплет из
ящика чернозем в ямку, в которой торчит какое-то хилое растеньице. Неумело,
двумя пальцами поддерживает стебелек Муся - самая младшая обитательница
здравницы. Ну, что можно сказать про Мусю? Семь лет, веселые глаза, и руки
и ноги, которые непрерывно движутся,- кажется, что у нее не четыре
конечности, а по меньшей мере - шестнадцать. Что они там сажают, этот
старичок и девочка? Я боюсь тебе сказать. Конец июня, думается, уже все
должно быть посажено. Но, кто их знает, может, они мичуринцы, а мичуринцы
могут сажать что угодно и когда угодно,- для них закон не писан, они его
сами создают.
А вот на крыше террасы развалясь лежит рыжеватый мальчик. Он нежится
на солнце, лениво переворачиваясь с боку на бок. Губы у него сложены в
презрительную усмешечку, он поглядывает вниз и изредка покрикивает:
- Василий Игнатьевич, больше сыпьте чернозему! Муся! Левей, левей,
тебе говорят, тетёха!
Ты думаешь,- он знатный садовод? Может быть, даже побывал на слете
юннатов? Ничего похожего. Из всего растительного мира Леша лучше всего
знает капустные кочерыжки, и то когда они уже хорошо вымыты и ошпарены
кипятком.
А вон за домом, около погреба, еще два мальчика. Они что-то
взбалтывают в стеклянной банке, зажигают спички, разглядывают жидкость на
свет. У старшего вид сосредоточенный и глубокомысленный, а другой не такой
ученой внешности, смотрит с уважением на него и со страхом - на банку.
Вдруг в баночке что-то зашипело, жидкость выплескивается - и белая рубашка
мальчика, увы! становится пятнистой. Зрелище плачевное, но знакомое! Это
Юра - юный математик, Юматик, как прозвали его ребята.
А второй - это Пинька, верный Санчо-Пансо, трезвый и рассудительный,
но (ничего не поделаешь!) увлеченный вечными фантазиями своего друга.
А теперь перейдем на другую сторону дома. Ох, какая пылища! Высокий
парень,, в огромных, не по росту, сапогах, так колотит выбивалкой по
тюфякам, что, чего доброго, выбьет из них не только пыль, но и все
внутренности. Молодецкая сила играет в его больших руках, развернутых
плечах, подвижном гибком торсе. Брови у него насуплены и губы сжаты упрямо
и жестковато. Это Гера. Он здешний. Ему семнадцать лет, но его имя с
уважением произносят охотники округи. Он знает все тропинки, болотца,
буреломы окрестных лесов. Да и в стрельбе он может поспорить с любым
снайпером, хотя ружьишко у него не ахти какое! Всему научил его отец -