"Симон Кармиггелт. Несколько бесполезных соображений (Из сборника "Сто глупостей", 1946) " - читать интересную книгу автораРазвалившись на стульчике, он с упорством, на какое способен только
четырехлетний малыш, старательно мучает папочку. - Будешь ты наконец есть?! - грубо требую я. Он кривит губки. - Считаю до трех. Если не съешь все, что у тебя на тарелке, пойдешь спать, - заявляю я. - И тогда он не успеет приготовить для Синтерклааса свой башмак, правда, папа? - говорит моя дочурка, радуясь поражению своего соперника. - Придержи язык, - говорю я сердито. - Ешь быстрее. - А разве я не ем? - обиженно говорит она. - Сейчас - да. Но ведь частенько ты тоже в рот ничего не берешь, - поняв, что допустил оплошность, ору я. - Итак, считаю: раз, два... Он сидит, словно упрямый козленок, склонив головку набок. - Три!.. - кричу я. - Все. Приговор вступает в силу, и я хватаю его за шиворот. А он только того и ждет. Разевает рот и отчаянно вопит, притворяясь, будто ужасно огорчен, хотя при желании может тут же залиться смехом. В три скачка мы добираемся до детской, и я ловко стягиваю с него крошечную, как у гномика, одежонку. Но прежде чем лечь в постельку, он просится на горшок, зная, что в таком святом деле я отказать ему не посмею. Минуты три он с видом оскорбленной невинности восседает на своем троне. Потом кладет свою умненькую, избалованную головку на подушку, и я гашу свет, торжествующе приговаривая: - Надо было съесть всю тарелку. Возвратившись на кухню, я вижу, как моя девочка разыгрывает такую - Ну, теперь ему уже не поставить свой башмак, и подарок от Синтерклааса он не получит. А ты как думаешь, папа? - В свои семь лет она рассуждает как настоящая женщина. - Нет, конечно, - говорю я, - но на твоем месте я бы не радовался. - Мне, в общем-то, все равно, - отвечает она. - Это я просто так говорю. Она с примерной быстротой налегает на еду и очищает тарелку, искоса бросая на меня кротко-доверительные взгляды. Потом мы с ней стоим возле газовой плиты и поем "Здравствуй, здравствуй, Синтерклаас", размахивая в такт руками. Когда я укладываю ее спать, она показывает на спящего брата, у которого на румяных, как яблоки, щечках застыли две крупные слезы, и шепчет: - Значит, он ничегошеньки не получит? - Синтерклаас сам знает, как быть, - дипломатично отвечаю я, но, притворив за собой дверь детской, решаю, что старик не должен быть мстительным. Малыш, безусловно, найдет в своем башмачке подарок, хотя бы для того, чтоб сестра не злорадствовала. Только пусть в другой раз не донимает отца... И представьте, что мне взбрело на ум? Написать от имени Синтерклааса письмо и сунуть его в башмачок мальчугана. И вот я сажусь за пишущую машинку и отстукиваю нравоучительное послание, подробно расписывая, как скверно приходится большинству малышей, которые не слушают родителей и отказываются есть. Потом беру сынишкин сапожок на пуговицах, ставлю рядом с туфелькой его сестры, кладу в него шоколадку, а заодно и мой педагогический трактат. |
|
|