"Симон Кармиггелт. Несколько бесполезных соображений (Из сборника "Сто глупостей", 1946) " - читать интересную книгу автора

Развалившись на стульчике, он с упорством, на какое способен только
четырехлетний малыш, старательно мучает папочку.
- Будешь ты наконец есть?! - грубо требую я.
Он кривит губки.
- Считаю до трех. Если не съешь все, что у тебя на тарелке, пойдешь
спать, - заявляю я.
- И тогда он не успеет приготовить для Синтерклааса свой башмак,
правда, папа? - говорит моя дочурка, радуясь поражению своего соперника.
- Придержи язык, - говорю я сердито. - Ешь быстрее.
- А разве я не ем? - обиженно говорит она.
- Сейчас - да. Но ведь частенько ты тоже в рот ничего не берешь, -
поняв, что допустил оплошность, ору я. - Итак, считаю: раз, два...
Он сидит, словно упрямый козленок, склонив головку набок.
- Три!.. - кричу я. - Все.
Приговор вступает в силу, и я хватаю его за шиворот. А он только того и
ждет. Разевает рот и отчаянно вопит, притворяясь, будто ужасно огорчен, хотя
при желании может тут же залиться смехом. В три скачка мы добираемся до
детской, и я ловко стягиваю с него крошечную, как у гномика, одежонку.
Но прежде чем лечь в постельку, он просится на горшок, зная, что в
таком святом деле я отказать ему не посмею. Минуты три он с видом
оскорбленной невинности восседает на своем троне. Потом кладет свою
умненькую, избалованную головку на подушку, и я гашу свет, торжествующе
приговаривая:
- Надо было съесть всю тарелку.
Возвратившись на кухню, я вижу, как моя девочка разыгрывает такую
паиньку, что смотреть тошно.
- Ну, теперь ему уже не поставить свой башмак, и подарок от
Синтерклааса он не получит. А ты как думаешь, папа? - В свои семь лет она
рассуждает как настоящая женщина.
- Нет, конечно, - говорю я, - но на твоем месте я бы не радовался.
- Мне, в общем-то, все равно, - отвечает она. - Это я просто так
говорю.
Она с примерной быстротой налегает на еду и очищает тарелку, искоса
бросая на меня кротко-доверительные взгляды. Потом мы с ней стоим возле
газовой плиты и поем "Здравствуй, здравствуй, Синтерклаас", размахивая в
такт руками.
Когда я укладываю ее спать, она показывает на спящего брата, у которого
на румяных, как яблоки, щечках застыли две крупные слезы, и шепчет:
- Значит, он ничегошеньки не получит?
- Синтерклаас сам знает, как быть, - дипломатично отвечаю я, но,
притворив за собой дверь детской, решаю, что старик не должен быть
мстительным. Малыш, безусловно, найдет в своем башмачке подарок, хотя бы для
того, чтоб сестра не злорадствовала. Только пусть в другой раз не донимает
отца...
И представьте, что мне взбрело на ум? Написать от имени Синтерклааса
письмо и сунуть его в башмачок мальчугана. И вот я сажусь за пишущую машинку
и отстукиваю нравоучительное послание, подробно расписывая, как скверно
приходится большинству малышей, которые не слушают родителей и отказываются
есть. Потом беру сынишкин сапожок на пуговицах, ставлю рядом с туфелькой его
сестры, кладу в него шоколадку, а заодно и мой педагогический трактат.