"Лиз Карлайл. Верь только сердцу (fb2)" - читать интересную книгу автора (Карлайл Лиз)Глава 3 В которой леди Мерсер стягивает свои войскаВсе еще находясь под впечатлением от своего нелегкого разговора с леди Мерсер, Коул оказался в прихожей с женщиной, о которой знал только то, что ее зовут Нанна. На женщине было темно-серое платье с белым накрахмаленным воротником и манжетами. Взгляды, которые она бросала на Коула, вряд ли можно было назвать дружелюбными. На самом деле ее маленькие темные глазки в сети морщин смотрели на него с обидой. Коул слегка поклонился ей и протянул руку: – Здравствуйте, миссис... – Нанна, – коротко бросила женщина и уперлась кулаками в широкие бока. – Очень хорошо, значит, миссис Нанна. – Коул убрал протянутую руку. – А вы можете называть меня капитан Коул. – Вы очень умный, да? – Нанна оглядела его с головы до ног. Он невольно улыбнулся: – Надеюсь, мадам, что у меня есть кое-какой ум, если уж я буду обучать мальчиков. Нанна бросила на Коула еще один внимательный взгляд, пожала плечами, повернулась и с удивительным проворством направилась к лестнице. – Чтобы совладать с этими сорванцами, вам понадобятся не только мозги, сэр. Что ж, следуйте за мной, коли хозяйка не смогла от вас избавиться. – Поднимаясь по лестнице, Нанна так энергично покачала головой, что из-под чепца выбилась еще одна прядь седых волос. – Не знаю, с какой целью вас прислал лорд Джеймс, но уверена, что меня хозяйка все равно не уволит. Ее светлость и сама способна справиться с детьми, а лорда Джеймса никто не просил совать свой нос туда, где не нуждаются в его помощи. От него и его братца у ее светлости всегда были только одни неприятности. Нанна завершила свой монолог, когда они преодолели два лестничных пролета. За это время она дважды останавливалась, чтобы перевести дыхание, и все же продолжала тяжело отдуваться, пока они не дошли до двери классной комнаты. Тут Нанна снова уперлась кулаками в бока. – И еще кое-что, сэр! Ребята – большие проказники, я обязана уведомить вас об этом. Но они хорошие мальчики, оба, правда, чересчур умные. Конечно, плохо, что они растут без надлежащего воспитания. Надеюсь, вы и лорд Джеймс знаете, что делаете. А теперь идите в класс, садитесь и ждите, пока я сумею разыскать этих маленьких негодников и привести их сюда. – С этими словами Нанна распахнула дверь классной комнаты и посторонилась, пропуская Коула. Коул вошел в пустую, комнату. Его шаги по голому деревянному полу отдавались гулким эхом. Он закрыл за собой дверь и прислонился к ней спиной. Боже мой! Эта леди Мерсер оказалась еще хуже, чем он себе представлял. Ей удалось вывести его из себя. А это никуда не годится. Коул закрыл глаза, стараясь взять себя в руки и успокоить бушевавшую внутри ярость, которая мешала ему объективно оценить положение. Как это непохоже на него – совершенно утратить контроль над собой. И что еще более странно, он возжелал женщину, которая ему не нравилась. Совершенно дурацкое положение. А как необычайно дерзко она себя вела! Настоящая леди никогда бы не посмела высказывать вслух подобные мысли, никогда бы не стала в открытую упоминать о порочащих ее слухах. И уж точно, настоящая леди не стала бы так стремительно, что развевалась ее юбка, расхаживать по комнате, сверкая глазами. Ему следовало бы уйти сразу же, как только она начала оскорблять его. Да, надо было просто повернуться и уйти. До сих пор Коул не понимал, почему он не сделал этого. Знал он только одно, и мысль эта казалась ему довольно забавной: похоже, что-то буквально приковало его к этому дому. И, как ни странно, к леди Мерсер. Через некоторое время Коул почувствовал, что его злость постепенно проходит. Он открыл глаза и увидел, что лучи послеобеденного солнца мягко освещают через окно широкие дубовые дощечки паркета. Пора было забыть о Дженет Роуленд и заняться делами. Коул отошел от двери и походил по комнате, вдыхая запах мела и старых книжных переплетов. Это были знакомые, можно сказать, успокаивающие запахи, которые в основном вызывали приятные воспоминания. Последние годы детства были для него не самыми счастливыми, однако именно классная комната с высоким потолком и окном с фрамугой помогла ему занять свое место в жизни после смерти родителей. Взяв с полки атлас, Коул раскрыл его и принялся бесцельно листать. При этом он ничего не видел, хотя нет, он видел прошлое. В целом Коул ненавидел Итон, и это было правдой. Ненавидел невзрачные дортуары, постоянную нехватку тепла и еды, полное отсутствие заботы или сочувствия. И все же он сумел выжить, несмотря ни на что. В какой-то степени благодаря своей физической силе, но главным образом из-за своих скромных потребностей. А еще благодаря тому, что его разум был простым – не слабым, нет, но незамысловатым и бесхитростным. Насколько Коул мог помнить, он никогда не испытывал настоящей ненависти к кому-то или к чему-то. Да, он многое ненавидел в Итоне, однако не мог отрицать, как много дало ему это учебное заведение. В Итоне он впервые начал выделяться своими способностями. Развил интуицию, приобрел знания и уверенность в себе, чего раньше ему не хватало. На время Коул, продолжая расхаживать по комнате, позволил хорошим воспоминаниям затмить плохие. Комната оказалась не слишком большой, но хорошо освещенной и безупречно чистой. Одну стену занимали книжные полки, в углу стоял солидный учительский стол, а в центре расположился узкий стол для детей. Под двумя окнами со светлыми шторами, выходившими на фасад дома, стоял длинный кожаный диван. Да, при иных обстоятельствах Коул мог бы почувствовать себя в такой обстановке даже счастливым. Здесь он с удовольствием мог бы погрузиться в работу по воспитанию двух юных джентльменов. Однако обстоятельства, которые привели его в этот дом, были далеки от обычных. Его не желали здесь видеть. Леди Мерсер ясно дала ему это понять. Она не доверяла ему, считая соглядатаем дяди, в котором явно видела своего врага. Конечно, в ее эгоистичный мозг не могла прийти мысль, что Коул явился сюда не ради осуществления чьего-то плана, а просто из сочувствия к ее детям, потерявшим отца. С первого же взгляда она казалась именно такой, как о ней судачили: высокомерной, холодной, коварной... и необычайно красивой, разумеется. Господи, как эта женщина флиртовала с ним! Даже он, Коул, не искушенный в подобного рода делах, не мог этого не заметить. Она пыталась вывести его из равновесия, поиграть с ним, как кошка с мышкой. Расхаживала по комнате, подходила так близко, что он мог видеть шелковистые ресницы, опускавшиеся на щеки цвета слоновой кости. Стояла совсем рядом, и он мог вдыхать экзотический, терпкий, почти мужской запах, исходивший от нее. Преднамеренно поднимала на него свои ярко-голубые глаза, дотрагиваясь кончиком языка до крохотной, почти незаметной родинки в уголке рта. И вообще, каждое ее движение было рассчитано на то, чтобы искусить его. Коулу была абсолютно понятна ее цель, потому что, к его стыду, леди Мерсер добилась своего. Несмотря на ее презрительный тон и недоверие, он ощутил желание. Коул напомнил себе, что не впервые женщина будоражит его чувства. Однако на этот раз он был убежден, что ее поведение было продуманным, почти злонамеренным. Дженет Роуленд сознательно играла на его мужских инстинктах. И его тело предало его, оно откликнулось именно так, как она, наверное, и рассчитывала. Черт бы побрал его джентльменское воспитание! Коул поймал себя на том, что внутренне дрожит от ярости, чего раньше с ним никогда не случалось. Эта женщина настолько вывела его из себя, что он, защищаясь, был даже вынужден прибегнуть к грубости. Едва удержался, чтобы не броситься к ней, не заключить в объятия, не впиться губами в ее надменные губы и целовать, пока у нее от слабости не подогнутся колени. Да, именно такое желание буквально сжигало его, но разве он мог его осуществить? Не так-то просто покорить такую сильную женщину. Коул не был ангелом и знал, что некоторые женщины находили его привлекательным. И все же его монашеский образ жизни и военная служба так редко предоставляли ему возможность побыть в женском обществе – и уж тем более никогда в компании столь опасных дам, – что он просто не знал, что делать в такой ситуации, тогда как леди Мерсер совершенно определенно знала, как ей поступать. Похоже, эта женщина превратила собственную сексапильность в своего рода пытку, которой позавидовала бы даже испанская инквизиция. При воспоминании об этой пытке у Коула заныло внутри от нестерпимого желания. А может, сейчас, пока он свободен от военной службы, благоразумнее будет удалиться в Элмвуд? Задумавшись, Коул подошел к окну, отодвинул штору и посмотрел на улицу. Уже приближался вечер, по улице двигалось несколько телег и повозок, попавших случайно в фешенебельный квартал Мейфэр. Внезапно дверь распахнулась, Коул обернулся и увидел, как в комнату вбежали два мальчика с собаками. Собаки, по виду сторожевые колли, казались одного роста с мальчиками, и двигались они так же быстpo, лязгая челюстями и разбрасывая по паркету брызги слюны. На пороге с угрюмым видом стояла Нанна. Коулу уже начало казаться, что она постоянно упирается кулаками в бока. Младшему из мальчиков удалось проскочить между прыгающими собаками и Коулом. Он остановился прямо перед ним и, прищурившись, принялся пристально разглядывать его форму. – Вы драгун? – смело спросил мальчик. – Я утверждал, что вы драгун, а Стюарт говорил, что нет. Коул посмотрел на Нанну. – Мадам, я могу несколько минут поговорить наедине с лордом Стюартом и лордом Робертом? Не бойтесь, они так быстро со мной не справятся. Старая няня скрестила руки на груди. – Я буду рядом, сэр, – предупредила она. – Здесь, в холле. Собаки растянулись на солнечном пятне, на полу рядом со столом, а Коул обратился к мальчикам. – Вы, должно быть, лорд Роберт Роуленд, – сказал он с легким поклоном, протягивая руку. – А я капитан Амхерст. Мальчик подошел ближе и с энтузиазмом пожал руку Коула. – Рад познакомиться. Меня вы можете называть Робин. – Он кивнул на собак. – А это Жулик и Бродяга. Так вы драгун, сэр? Коул с протянутой рукой повернулся к Стюарту Роуленду, седьмому маркизу Мерсеру. Это был долговязый, симпатичный мальчик, немного угрюмый для своих девяти лет. Его внешность безошибочно свидетельствовала о принадлежности к роду Роулендов. – А вы, наверное, Стюарт, лорд Мерсер? – Да, сэр, – ответил мальчик, с явной неохотой пожимая руку Коула. – Здравствуйте. – Стюарт быстро отдернул руку, и Коул внимательно посмотрел на него. У юного лорда были темные волосы, хмурый и настороженный взгляд, глубоко посаженные карие глаза. Коулу были знакомы эти глаза, такие же смотрели на него с портретов, украшавших коридоры загородного дома дяди Джеймса. – Так я прав, сэр, или нет? – не унимался Роберт. Он, похоже, совсем не разделял настороженности старшего брата. – Вы драгун? Стюарт говорит, что не драгун, а лейб-гвардеец. А я говорю, что он ошибается. Коул посмотрел на Роберта и хотел было уже нахмуриться и сделать ему замечание за то, что он вмешивается в чужой разговор, однако решил не делать этого и удовлетворить любопытство мальчугана. – Да, я драгун. Вероятно, некоторое время я буду вашим учителем, пока для вас не подберут постоянного воспитателя. – Драгун! – Роберт победно взглянул на брата. – А я тебе что говорил? – И тут комната внезапно словно взорвалась. Стюарт залепил младшему брату подзатыльник. А Роберт с криком набросился на Стюарта, работая кулаками и локтями. Собаки вскочили с места и с громким лаем стали носиться по комнате. Стюарт упал, споткнувшись о стул, с которого с грохотом полетели на пол книги. Коул попытался разнять мальчишек, но одна из собак, та, что покрупнее, прыгнула между ним и мальчиками и оскалилась, давая понять, что готова защитить своих хозяев от врага, каким в ее понимании был незнакомец. – Прекратить! – крикнул Коул, понимая, что драка затянулась и мальчишек следует непременно разнять. Должно быть, его командный голос прозвучал достаточно убедительно, потому что Жулик и Бродяга юркнули под стол. А вот мальчишки, похоже, не обратили на него внимания и продолжали мутузить друг друга. – Джентльмены, довольно! – Коул легонько встряхнул драчунов и развел их подальше друг от друга. – И больше никаких драк. Военный устав запрещает драки, и я их тоже не допущу. Роберт прищурился и скрестил на груди худые ручонки. – Тогда... тогда я проткну его штыком. Я знаю, в армии это разрешается, потому что Дональдсон получил в армии штыком в задницу, он неделю не мог сидеть, и его отправили домой, а потом еще Дункан делал ему примочки... Коул стукнул кулаком по столу и наклонился вперед. – Садитесь, джентльмены, – приказал он. – Никаких больше драк. И никаких штыков. Никаких выстрелов. Никаких ножей. Вообще никакого насилия. Вы меня поняли? – Да, сэр, – пробормотал Роберт. Он поднял упавший стул и сел на него. Стюарт бросил на брата угрожающий взгляд. – Ну ладно, – с неохотой согласился он, заправляя рубашку в брюки. – И не смейте произносить слово «задница», – добавил Коул и подумал, что на свою задницу он точно нашел приключения. Похоже, Нанна права, дети леди Мерсер настоящие непослушные сорванцы. Роберт заерзал на стуле, он явно был пошустрее брата. – А я сразу сказал, что вы драгун, сэр, когда заметил, как вы шпионили возле дома, – заявил он. – Заткнись, Робин! – рявкнул старший брат. – Ну и дурак же ты! – Я вовсе не шпионил. – Коул быстро перевел взгляд с одного мальчика на другого, пытаясь отгадать, что скрывается за их словами. – И не смейте, Стюарт, называть своего брата дураком. Он просто ошибся, вот и все. Я всего лишь гулял по аллее, поскольку пришел раньше времени, назначенного вашей матерью. – Но Дункан опасался, что вы можете быть шпионом, – возразил Роберт, явно не желая менять своего мнения. – Я видел, как он наблюдал за вами. Вы показались ему подозрительным, поскольку слонялись вокруг дома, – добавил Роберт, наверняка повторяя чьи-то подслушанные слова. Стюарт еще больше нахмурился. – Ну, ты, недоумок, подозрительные типы не гуляют по улице средь бела дня. Подозрительный тип выскочит из темноты и оглоушит тебя. Или убьет, когда никто не видит... как убили папу. – Стюарт говорил это со скорбным видом, но было ясно, что за его словами скрываются еще более мрачные мысли. Внезапно в комнате повисла гнетущая атмосфера, и Коул почувствовал, что у него даже свело затылок. Стараясь не думать об этом, он полностью сосредоточился на младшем из братьев. – Дункан? Это тот здоровый, рыжеволосый парень? Ваш садовник? – А вот и нет! – На лице Роберта появилась самодовольная усмешка. – Дункан – наш старший конюх из замка Килдермор. Но сейчас он занимается тем, что следит... ох! Не выдержав, Стюарт снова залепил брату затрещину. – Святые Мария и Иосиф! Робин, у тебя не рот, а пивной бочонок! Коул опустил голову, подавив в себе настоятельное желание немедленно отправиться на Уайтхолл и попросить незамедлительно отправить его на службу в Пенджаб. Уж лучше невыносимая жара и скудный рацион, чем все это. Во всяком случае, в армии Коул точно знал, как надо командовать солдатами. – Прошу вас, Стюарт, никогда не упоминайте всуе имена святых праведников, – пробормотал Коул. Господи, да с чего же он решил, что справится с этой работой? Ведь столько лет прошло с тех пор, как он подрабатывал репетиторством. Но и тогда он занимался индивидуально с детьми более старшего возраста. А вот теперь ему, кажется, придется нелегко. – Значит, капитан Амхерст, вы откажетесь быть нашим учителем? – с некоторым разочарованием в голосе спросил Роберт. Коул внимательно посмотрел на наивное детское лицо. У Роберта были живые зеленые глаза, курчавые темно-рыжие волосы, и он совсем не походил на брата. – Нет, Робин, – мягко возразил Коул, – так легко вы от меня не отделаетесь. А теперь мне хотелось бы поговорить с вашим братом, поэтому не перебивайте нас. Я задам ему несколько вопросов, чтобы выяснить уровень его подготовки, а затем поговорю об этом же с вами. Понятно? Ритмично постукивая ботинком по ножке стула, Роберт закусил губу и кивнул. – Отлично. – Коул повернулся к Стюарту. Взгляд мальчика был угрюмым, выражение лица встревоженным. Будь этот парень на несколько лет постарше, Коул предположил бы, что его сильно тяготит еще что-то, кроме смерти отца. Но что бы это могло быть? Ведь лорду Мерсеру всего девять лет. Коул отогнал странное ощущение и в течение следующего получаса предпринял попытку определить уровень знаний мальчиков. Было уже довольно поздно, когда Коул закончил расспрашивать Стюарта и Роберта. Он исписал две страницы, делая пометки и составляя список книг и учебников, которые могли понадобиться в будущем. Коула не отпускала навязчивая мысль, что с детьми леди Мерсер что-то неладно. Когда он наконец покинул классную комнату, в доме стояла тишина. Слуги наверняка внизу готовились к ужину. В холле возле классной комнаты не оказалось ни няни, ни дворецкого. А как зовут дворецкого? Дональдсон. Его лицо почему-то показалось Коулу знакомым. Он явно бывший солдат, если только Роберт не наболтал. Может, их пути с этим Дональдсоном пересекались где-нибудь в Европе? Возможно, хотя и маловероятно. И все же, пока Коул спускался по лестнице, его не покидала мысль о том, что дворецкий ему знаком. И еще Коулу показалось странным, что Дональдсон, такой симпатичный и молодой парень, служит дворецким. Что по этому поводу говорил дядя Джеймс? Леди Мерсер уволила всех старых слуг и привезла новых из Шотландии. Наверное, этим и объяснялось то, что бывший старший конюх теперь неумело выполнял работу садовника, поскольку больше наблюдал за домом, чем занимался садом. Клумбу с нарциссами он просто затоптал. Конечно, у Роберта Роуленда богатое детское воображение. И тем не менее нельзя отрицать, что мальчик довольно умен для своих семи лет. Старший, лорд Стюарт, более замкнут, с ним Коулу будет нелегко. Однако чувствуется, что мальчик вот-вот сорвется, и причиной тому не просто горе. Прежде Коул мало обращал внимания на разглагольствования дяди Джеймса, однако сейчас его слова приобрели новое значение. Зачем надо было привозить новых слуг из Шотландии? Зачем потребовалось нанимать в швейцары двух бугаев, по виду бывших борцов? Спустившись на лестничную площадку, Коул замер. В голову ему пришла еще одна мысль. Чем так напуган юный лорд Мерсер? Тревога – вот самое мягкое определение того выражения лица, которое Коул наблюдал у Стюарта. А на самом деле это был настоящий страх. Ему приходилось видеть подобное выражение на лицах молодых, но храбрых солдат после тяжелых сражений. Но такой страх на лице ребенка искренне потряс Коула. Он напомнил себе, что сам в такие годы неожиданно лишился родителей и едва не сошел с ума. Очень тяжело остаться сиротой в юном возрасте. Правда, Стюарт лишился только отца, но к его матери Коул испытывал большое недоверие. Помощь дядюшки Джеймса Коулу заключалась только в том, что он отправил племянника своей жены прямиком в Итон и за это требовал от него быть ему благодарным всю жизнь, как будто совершил для молодого человека величайший акт милосердия. Уже учась в Королевском колледже, Коул узнал, что он вовсе не бедный родственник. Богатым он никогда не был, но по меркам сельского дворянства обладал приличным состоянием. Но самое главное, Коул осознал, что может свободно жить и не зависеть от семейства Роулендов. Так что с того времени он примерно так и поступал. Однако юному Стюарту некуда было податься. У него не было никого, кто бы следил за тем, чтобы его жизнь была счастливой и обеспеченной. Никого, за исключением опекунов: Джеймса и Дженет. И неудивительно, что ребенок выглядел таким несчастным. Коул тоже почувствовал себя несчастным, поскольку понял, что теперь ему будет трудно, очень трудно оставить этих напутанных и взбалмошных детей во власти людей, которым он не доверял целиком и полностью. Встревожившись, Коул уже почти преодолел последний пролет лестницы, когда услышал стук молотка во входную дверь. Со своего места Коул не увидел «цепных псов» леди Мерсер. Вместо швейцаров откуда-то из темноты появился Дональдсон, он открыл дверь и впустил в прихожую симпатичного молодого человека. – Добрый вечер, Дональдсон, – поздоровался тот с дворецким, ослепительно улыбнулся и протянул ему изящную прогулочную трость с золотым набалдашником. – Добрый вечер, ваша светлость, – ответил дворецкий и помог гостю снять элегантное темное пальто, – Леди Дженет ждет вас в библиотеке. – Очень хорошо, отлично. – Молодой человек потер ладони. – А бренди имеется? Поверьте, на улице не по сезону холодно. Дональдсон кивнул: – Да, сэр. Я поставил бутылку вашего любимого бренди в буфет у двери. – Замечательно, Чарли. Вы король дворецких. Что бы мы без вас делали... о, здравствуйте! Кто это? – Молодой человек уставился на Коула, который спустился в прихожую. – Лорд Делакорт, разрешите вам представить дальнего родственника леди Мерсер, капитана Амхерста. – Вот как? – пробормотал Делакорт, вытаскивая монокль из кармашка жилета. – Не имел удовольствия быть знакомым. Дворецкий повернулся к Коулу. – Дэвид Брантуэйт, виконт Делакорт. Коул пробормотал положенное для такого случая вежливое приветствие, внимательно разглядывая мужчину, который, по словам дяди Джеймса, не вылезал из дома леди Мерсер. Похоже, на этот раз лорд Джеймс оказался прав в своей оценке. Без сомнения, Делакорт был первостатейным франтом, богатым и высокомерным. Казалось, каждая клеточка его тела излучает благосостояние и надменность. Коул возненавидел его с первого взгляда, хотя ненависть шла вразрез с христианскими канонами. Делакорт был молод, самое большее лет двадцати шести, и в любом случае моложе Дженет Роуленд. Позор, да и только. Коул щелкнул каблуками и отвесил небрежный поклон. – К вашим услугам, лорд Делакорт. – К моим услугам, говорите? – усмехнулся молодой франт, поднес к глазам монокль и оглядел Коула с головы до ног. – У меня такое впечатление, что кто-то призвал на помощь кавалерию. Но скажите, сэр, почему мы никогда не встречались? Я-то полагал, что знаю всех родственников Дженет. От Коула не ускользнуло, что Делакорт нарочито назвал леди Мерсер просто по имени. – Я племянник жены лорда Джеймса Роуленда, который приходится деверем ее светлости. Сэр Джеймс попросил меня временно заняться воспитанием ее детей и его подопечных. После этих слов Коула в прихожей явно повеяло холодом. Делакорт вскинул вверх брови. – Неужели? Как всегда, Джеймс очень заботлив, не так ли? А теперь прошу извинить меня, капитан, не хочу заставлять ее светлость ждать. – С этими словами он повернулся и уверенным шагом направился в глубь дома. Похоже, он прекрасно здесь ориентировался. В эту минуту дверь гостиной распахнулась, и на пороге появилась леди Мерсер. Глядя на приближающегося лорда Делакорта, она теребила сцепленные пальцы, совсем как маленькая девочка, в предвкушении какого-то долгожданного радостного события. Если она и заметила Коула, то не подала вида. Дональдсон протянул капитану его шляпу и распахнул дверь. Коул с усмешкой подумал, что Делакорт и дворецкий с удовольствием смазали бы жиром ступеньки крыльца, лишь бы он побыстрее убрался из дома. Смеркалось, и в воздухе действительно чувствовалась прохлада. Коул надел шляпу и быстро зашагал по Брук-стрит, чувствуя себя беглецом из мира, к которому он никогда не будет принадлежать, из мира, населенного людьми, которых он никогда не сможет понять. Однако в этом мире остались дети, и их-то Коул хорошо понимал. Его тревожила их судьба, хотя, честно говоря, он так и не понимал толком почему. К Делакорту Коул сразу же ощутил неприязнь, однако с этим франтом было связано еще кое-что, что привело Коула в замешательство. Темно-рыжие волосы и ярко-зеленые глаза юного Роберта Роуленда были точь-в-точь как волосы и глаза Делакорта. Именно на это и намекал дядя Джеймс. Черт побери, Коул очень не любил, когда дядя оказывался прав. Да, Коул испытал глубокое разочарование в отношении леди Мерсер, но затем оно сменилось злостью на самого себя. В конце концов, какое ему дело до того, с кем спит эта дама? С каких это пор он стал моралистом? Позже он и сам не мог припомнить, как очутился у церкви Святого Андрея. Но, заметив мягкий свет фонарей, он подошел к двери храма и вошел внутрь. Он опустился на скамеечку для коленопреклонения и стал молиться, чего не делал уже очень давно. Коул просил Господа наставить его на истинный путь, чтобы он смог помочь Стюарту и Роберту Роулендам. И еще просил избавить его от вероятного соблазна, исходившего от Дженет Роуленд. Но с еще пущим рвением и искренностью Коул просил Господа о том, о чем просил всегда. Об отпущении грехов. Если не считать тихого потрескивания дров в камине, в гостиной Дженет царила полная тишина. Не боясь помять свой элегантный вечерний костюм, лорд Делакорт развалился на длинном диване из розового дерева, подперев привлекательное лицо рукой. В другой руке лорд Делакорт держал хрустальный бокал с бренди. На его лице было несвойственное ему серьезное выражение. Дженет внимательно смотрела на него. Сегодня Делакорт выглядел гораздо старше своих лет. Женщина знала, что через десять дней ему исполнится двадцать пять, и еще несколько недель назад приготовила ему подарок. По мнению света, они слишком афишировали свою связь, хотя Дженет уже давно приучила себя не обращать внимания на то, о чем шептались за их спинами. Поначалу даже Генри не придавал этому значения, пока слухи не стали просто невыносимыми. Разумеется, Дженет не пыталась противопоставить себя обществу, но было нечто, что она не могла предать. Прежде всего это были ее отношения с лордом Делакортом, а дети занимали в ее жизни только второе место. Лорд Делакорт красовался в лондонских салонах и на балах. Несмотря на молодость, его умение очаровывать женщин уже стало предметом постоянных слухов, если не легендой. Да, Делакорт был довольно нагл, иногда даже высокомерен, но это особо не беспокоило Дженет. До ее траура молодой лорд выполнял при ней роль симпатичного, изящного эскорта. А после смерти ее мужа он стал преданным компаньоном, тщательно скрывавшим собственные невзгоды за фасадом острого ума. Дженет не хотелось докучать ему собственными проблемами. Но ей просто не к кому было обратиться за утешением, не с кем было поделиться своими тревогами из-за Коула Амхерста, внезапно нарушившего покой в ее доме. Делакорт резко переменил позу, сел на диване и поставил пустой бокал на столик. – Послушай, Дженет, мне трудно пока тебе что-то посоветовать. Джеймс сделал ловкий ход, приставив к тебе своего человека. Но я не могу себе вообразить, какую задачу он возложил на такого человека, как Амхерст. – У капитана Амхерста прекрасные рекомендации, – согласилась Дженет. Она взяла с подноса бутылку бренди. – Надеюсь, что он только педагог, как и утверждает. – А он видный мужчина, дорогая, – небрежно бросил Делакорт, наблюдая за руками Дженет, которая наливала бренди. – Ты, случайно, не увлеклась им? Дженет прищурилась. – Мне следовало бы залепить тебе пощечину, Дэвид, за подобные бестактные подозрения. Дэвид протянул через столик длинную, изящную руку и дотронулся до подбородка Дженет. – Ну, давай, если посмеешь. Ты ведь очень отважная. Дженет с громким стуком поставила бутылку на столик. – Не паясничай, Дэвид. Дело очень серьезное. Речь идет о моих детях. Ты же знаешь, ради них я готова на все. Молодой человек внезапно помрачнел и как-то неуверенно пожал плечами. – А чего ты хочешь от меня, дорогая? Чтобы я натравил на него какого-нибудь бандита, который перережет ему глотку? Слишком вульгарно, не говоря уж о том, что безнравственно. Но я и на это пойду, чтобы доставить тебе удовольствие. – Идея заманчивая, но я ею не воспользуюсь, мой плохой мальчик. – Дженет ласково улыбнулась, но тут же нахмурилась, словно ей в голову пришла тревожная мысль. – И вот что еще странно, Дэвид: Амхерст отказался жить здесь. Как ты думаешь, почему? Джеймсу наверняка нужен шпион, который бы присутствовал в доме постоянно, а не только днем. Почему же Амхерст не воспользовался такой возможностью? Дэвид протянул руку Дженет, которая машинально вложила в нее свою, и виконт ласково ее пожал. – Как бы там ни было, Дженет, я не позволю ему тебя обидеть, – тихо произнес он. – Ты ведь знаешь это, правда? Я не позволял Генри обижать тебя, не позволю и Амхерсту. – Ох, Дэвид, не будем о Генри. Мне кажется, его призрак бродит по этому дому. – Тогда, может, тебе лучше переехать в мой дом в Дербишире? Ты будешь там желанной гостьей. – Дэвид машинально гладил руку Дженет, он знал, что это всегда успокаивает ее. – А что, если нам вернуться в Килдермор? Там по крайней мере мы сможем жить под одной крышей, не давая обществу повода для слухов. Дженет подняла взгляд и внимательно посмотрела на Дэвида. – Мы не сможем спрятаться, Дэвид. В Килдерморе не более безопасно, чем здесь. Ты это знаешь. И прошу тебя, не уговаривай меня уехать. Я должна оставаться в Лондоне, пока не выясню, откуда мне грозит реальная опасность. – Дженет с грустью посмотрела в глубокие зеленые глаза Дэвида. – Ты ведь все понимаешь, правда? Мы не сможем чувствовать себя в безопасности, пока я полностью не покончу с этим делом. Дэвид провел рукой по лицу, на котором внезапно появилось усталое выражение. – Да, ты права. Если мы избавимся от Амхерста, то Джеймс просто заменит его другим соглядатаем. Так что пусть остается. И пока он здесь, у меня будут резонные основания приходить в этот дом в любое время. Я буду оставаться на ужин, если пригласишь... – Заметив саркастическое выражение на лице Дженет, Дэвид рассмеялся и продолжил: – А твой человек с Боу-стрит может при необходимости установить слежку за капитаном. Дженет медленно кивнула: – Да, Чарли уже послал к нему швейцара. Она откинулась на спинку кресла. – О Дэвид, я так устала от всего этого!.. Давай поговорим о более приятных вещах. – Внезапно она поднялась с кресла, подошла к секретеру красного дерева и выдвинула один из ящиков. Затем вернулась к виконту с небольшой бархатной коробочкой в руке. – Дэвид, я не могу больше ждать. Это мой подарок тебе на день рождения. Могу я вручить его сейчас? Дэвид смутился. – Надеюсь, дорогая, в этом году ты не придумала ничего экстравагантного. Твой прошлогодний подарок, табакерка с драгоценными камнями, наверное, стоила кучу денег. Дженет закусила губу и покачала головой: – Не беспокойся, этот подарок не стоил мне ни фартинга. – Она протянула футляр Дэвиду и откинулась на спинку кресла, наблюдая, как он открыл его и уставился на золотое кольцо с изящной гравировкой. Охнув, Дэвид достал кольцо и поднес его к свече, любуясь сиянием золота. Затем осторожно надел его на палец правой руки. – Дорогая, – вымолвил он наконец, – где ты его взяла? – В голосе Дэвида прозвучали подозрительные нотки. Дженет налила себе бренди. В тишине звон горлышка бутылки о край бокала прозвучал неестественно громко, и Дженет заметила, что у нее слегка дрожит рука. – Это семейная реликвия графов Килдерморов, Дэвид, – тихо сказала она. – Кольцо старинное, по легенде оно приносит владельцу удачу и благосостояние. Я хочу, чтобы оно принадлежало тебе. – Нет, я не могу его принять, – пробормотал Дэвид. Он снял кольцо, положил в футляр и отодвинул его от себя. – Только представь, какие пойдут разговоры!.. – Он устремил на Дженет вопросительный пристальный взгляд, словно пытался по ее лицу определить тайный смысл ее поступка. – Ну и пусть, – возразила Дженет. – Я хочу, чтобы оно было твоим. Я устала обращать внимание на то, что о нас злословят. Ты можешь хранить кольцо в сейфе и не носить его на публике. Однако для меня очень важно знать, что оно у тебя. От дальнейших споров Дженет спас появившийся Дональдсон, который объявил, что ужин подан. Она взяла футляр и настойчиво вложила его в руку Дэвида. – Дэвид, прошу тебя. Это знак моей любви и уважения к тебе. Неужели ты откажешься его принять? После затянувшейся паузы Дэвид молча кивнул и убрал футляр в карман. А затем в порыве благодарности Делакорт взъерошил мягкие волосы на затылке Дженет, наклонился и нежно поцеловал ее в лоб. В дом на Брук-стрит Коул вернулся на следующее утро. Всю, как ему показалось, бесконечно долгую ночь он думал и твердо решил, что согласится занять должность гувернера лорда Мерсера и его младшего брата. Коул не понимал до конца, почему он принял такое решение, но когда все взвесил и обдумал, он успокоился и наконец-то уснул. Однако еще более удивительным было согласие Коула принять условие леди Мерсер и переехать жить в дом на Брук-стрит. Он надеялся, что поступает вполне разумно. Однако, честно говоря, он уже услышал и увидел в этом доме много такого, чтобы понять: жизнь там очень тревожная. Хотя дяде Коул доверял больше, чем леди Мерсер, ему тоже были неизвестны истинные мотивы Джеймса. И еще его тревожили молчаливость и замкнутость Стюарта. Чем было вызвано столь странное поведение девятилетнего мальчугана? Имелись и другие признаки того, что в доме на Брук-стрит не все благополучно: швейцары, явно бывшие боксеры, садовник, который главным образом охранял дом, а не занимался своими прямыми обязанностями. Не давало покоя и замечание Эдмунда о том, что дети леди Мерсер доставляют кое-кому неудобства. Однако больше всего его тревожило сумасбродное поведение самой маркизы. Поначалу, ослепленный собственными странными и будоражащими эмоциями, Коул не обратил особого внимания на некоторые странности ее поведения. Но при дальнейших рассуждениях он пришел к выводу, что временами она выглядела необычайно встревоженной. Похоже, в какие-то минуты он принимал за ярость то, что на самом деле было плохо скрываемым беспокойством. И, наконец, Коул понимал, что следует самому во всем разобраться. Ведь речь шла о судьбе детей. На этот раз швейцары в доме леди Мерсер вели себя на удивление вежливо. Один взял у Коула визитную карточку и, вернувшись через минуту, объявил, что леди Мерсер ждет капитана Амхерста в библиотеке. Длинная и узкая библиотека оказалась теплой и уютной комнатой с лепным потолком и высокими окнами с зелеными бархатными портьерами. Уют в комнате создавали полированный дубовый паркет и мягкий красно-коричневый восточный ковер. В дальнем конце располагался камин, облицованный светло-зеленым мрамором, с высокой дубовой полкой. Коул обратил внимание на то, что с камина давно не стирали пыль. Обе длинные стены комнаты занимали полки с книгами в прекрасных кожаных переплетах, что также способствовало атмосфере уюта и спокойствия. По виду это была абсолютно мужская комната. И все же Коул интуитивно понял, что комната принадлежит женщине, сидевшей у камина с шитьем в руках, у ног которой развалились две собаки. Входя в библиотеку, Коул вспомнил свои вчерашние слова. Ох, лучше бы он их не говорил и лучше бы не терял самообладания. И все же он не собирался извиняться за вчерашнее, хотя это наверняка и польстило бы ее светлости. После того как швейцар объявил о его приходе, леди Мерсер, не вставая, отложила в сторону шитье и указала Коулу на кресло. – Доброе утро, капитан. При звуках ее грудного голоса с легкой хрипотцой Коул почувствовал, как у него заныло в груди. – Леди Мерсер! – Коул с трудом перевел дыхание и с неохотой опустился в кресло напротив, которое стояло гораздо ближе к леди Мерсер, чем ему бы хотелось. – Похоже, я вчера сгоряча наговорил много лишнего. – Безусловно, – согласилась леди Мерсер, по-королевски вскинув голову. – Причем буквально обо всем. Что вы конкретно имеете в виду, капитан? – Она по-прежнему держалась холодно и отстраненно, и это еще раз напомнило Коулу, что его миссия в этом доме может оказаться гораздо труднее и сложнее, чем он поначалу себе представлял. – Я имею в виду то, мадам, что отказался жить в вашем доме, – спокойно пояснил он. При этих словах голубые глаза леди Мерсер округлились. Теперь она уже не выглядела надменной и отстраненной, а скорее насторожилась, почуяв неладное. Коулу совсем не хотелось ее пугать. – Но если вы передумали, миледи, вам стоит только сказать. Я волнуюсь за ваших сыновей, вот и все. – Волнуетесь, сэр? С чего бы это? – В голосе леди Мерсер прозвучал испуг, и старшая из собак это почуяла. Пес вскочил с места и прижался к ногам Дженет. Она ласково потрепала его по голове, и он снова улегся на ковер. Явно ожидая ответа на свой вопрос, Дженет наклонилась вперед, и ткань ее черного платья натянулась на высокой, полной груди совершенной формы. К своему ужасу, Коул осознал, что не в состоянии оторвать взгляд от лица маркизы, поскольку даже красота ее грациозной фигуры не могла сравниться с ее прекрасным лицом. Дженет в упор смотрела на Коула, она нарочито дерзко его разглядывала, на что решились бы лишь некоторые из знакомых Коулу женщин. Взгляд у леди Мерсер был настороженный, как у охотящейся тигрицы, и Коул ничуть не сомневался, что, если потребуется, она без колебаний набросится на него. Коул вспомнил, что он выбирал новобранцев по такому решительному взгляду, и из них выходили отличные солдаты. От этой мысли Коул едва не рассмеялся. Господи, но ведь это правда: из леди Мерсер вышел бы отличный вояка. – Я сказала что-то смешное, сэр? – подчеркнуто надменно спросила Дженет. – Похоже, вы смеетесь?.. – Нет, что вы, миледи. – Учтите, сэр, я знаю, что меня называют Стратклайдской ведьмой. Мне доступны самые потаенные уголки человеческой души, – с насмешкой в голосе предупредила Дженет. Коул стиснул губы, чтобы снова не усмехнуться. Странно, но он чувствовал себя немного нелепо в присутствии этой женщины. – Значит, вы должны заметить, леди Мерсер, что мне не до смеха. – Называйте меня Дженет, сэр. И могу поспорить, что в душе вы смеетесь. Так скажите же, что вас так развеселило? Поделитесь, кузен. От Коула не ускользнул прозвучавший в ее голосе сарказм. – Что ж, хорошо, мадам. Похоже, вы меня раскусили. Я поймал себя на мысли, что из вас вышел бы прекрасный воин. Я сам готовил таких солдат, поэтому хорошо знаю, какими качествами они должны обладать. Леди Мерсер наклонила голову и вопросительно посмотрела на Коула. – И что же это за качества? Капитан внезапно нахмурился. Внимательно глядя на леди Мерсер, он решил, что у него нет повода не отвечать ей. – Хороший солдат никогда не колеблется, мадам, и смело бросается в битву, – пояснил он. – Он может и не стремиться к бою, его может даже пугать предстоящая схватка, однако он встречает врага лицом к лицу. Не многие солдаты обладают подобным качеством. – А уж тем более не многие женщины, да? – слегка язвительным тоном спросила Дженет. – Меня, например, часто упрекали в излишней смелости. Коул кивнул. – Но я лично, мадам, не считаю смелость плохим качеством. – Можете называть меня Дженет, – повторила леди Мерсер. – Думаю, это неразумно, мадам. Я ведь воспитатель ваших детей. Леди Мерсер поджала пухлые губы и устремила взгляд в глубь библиотеки. – Капитан, вы явились ко мне, как член семьи моего покойного мужа. И отказались принять жалованье... во всяком случае, от меня. – Дженет бросила на Коула осторожный взгляд. – Но если уж нам в этих обстоятельствах предстоит существовать под одной крышей, то давайте вести себя соответственно. – Это как? – Как родственники. Итак, я – Дженет. А вы – Коул, да? – Как вам будет угодно, – смирился Амхерст. – Благодарю вас. – Дженет отвела взгляд и снова взялась за шитье. Иголка проворно мелькала в ее пальцах, и хотя руки леди Мерсер были необычайно изящными, Коул чувствовал в них огромную силу. Некоторое время Коул довольствовался тем, что просто наблюдал за Дженет, а она, похоже, с удовольствием позволяла ему это. Это был необычный уровень общения между людьми, совершенно не похожими друг на друга, не испытывавшими даже взаимной симпатии, но которые явно решили притворяться и подчиняться приличиям. Словно почувствовав, что Коул следит за ее работой, Дженет подняла глаза и улыбнулась. – Для праздных рук сатана всегда находит вредное занятие, – сказала она, словно Коул ждал от нее каких-то объяснений. – Так ведь учит Библия, капитан? Коул заерзал в кресле. – Библия действительно предупреждает нас, мадам, что праздность – коварный порок. Но, думаю, вы процитировали не Библию, а мистера Уоттса. – Неужели? – Дженет как-то странно посмотрела на Коула. – Какой вы умный, сэр. А кто такой мистер Уотте? – Богослов, мадам. И сочинитель церковных гимнов. – Да, конечно, вы правы. – Дженет сделала последний стежок и острыми белыми зубками перекусила нитку. – А скажите, Коул, почему вы так тревожитесь о моих детях? Коул почувствовал, как под пристальным взглядом голубых глаз Дженет его лицо вспыхнуло. Вопрос был непростой, и он замялся. Он познакомился с мальчиками и почувствовал их незащищенность и ранимость. Но как он мог это объяснить? Как мог поделиться с этой женщиной мыслями, которыми не делился ни с кем? У Коула не было желания излить свою душу женщине, у которой, по мнению многих, душа вообще отсутствовала. В отсутствие у Дженет души Коул лично не верил, но он просто не мог себя заставить выложить ей всю правду о том, как он сам рос без отца, в постоянном страхе, и поэтому прекрасно понимает чувства ее детей. Что же до ощущения опасности, которое он странным образом испытывал в этом доме, то как он мог ей объяснить, что это главным образом интуиция солдата? Господи, похоже, он до смерти напугал леди Мерсер. Или, во всяком случае, она может его обвинить в попытке запугать ее. Либо может посчитать его сумасшедшим. А может, он и есть сумасшедший. Где эта опасность? Кому она грозит? На эти вопросы у Коула не было ответа. Возможно, на его сознании сказывались негативные последствия военных действий, участником которых он был. Внезапно Коул вспомнил, что уже много месяцев он плохо спит. Да еще знакомство с леди Мерсер, несомненно, повлияло на его психику. Коул машинально снял очки и принялся растирать левый висок. У него возобновились головные боли, а новые очки только способствовали этому. – Возможно, мадам, ваши сыновья переживают смерть отца гораздо сильнее, чем я поначалу предполагал, – наконец заговорил Коул. – И надеюсь, вы не обидитесь на мои слова, но им требуется больше внимания. Леди Мерсер медленно кивнула, продолжая смотреть куда-то через плечо Коула. О чем она думала, сожалела ли о чем-то? Коулу очень хотелось это знать. Честно говоря, ему вообще хотелось получше узнать маркизу. Леди Мерсер ему не нравилась, это правда. Надменная гордячка, на красоту которой невозможно смотреть без боли. И возможно – да, вполне возможно, – она приложила руку к смерти своего мужа. И все же это была пленительная женщина. А он – просто философ, копающийся в человеческих слабостях. – У покойного лорда Мерсера было много недостатков, капитан, – тихо проговорила Дженет. – Но он был хорошим отцом, хотя, возможно, имей я право выбора, то нашла бы для своих детей другого отца. Однако лорд Мерсер проявлял настоящую заботу о своих сыновьях, и они очень его любили. Так что потеря отца заставляет их теперь сильно страдать. Коул постарался, чтобы маркиза не заметила циничного выражения его лица, но ему это явно не удалось. Леди Мерсер устремила на него долгий, оценивающий взгляд, словно сравнивая его с какими-то известными только ей образцами. Нечто вроде сожаления промелькнуло в ее глазах, она отложила в сторону шитье, встала и подошла к окну. Наблюдая за тем, как леди Мерсер раздвигает портьеры и смотрит на улицу, Коул ощутил повисшее в воздухе напряжение. И когда она наконец заговорила, ее голос был полон едва, сдерживаемых эмоций: – Неужели вы сочли меня бесчувственной, капитан? Вы подумали, что я не замечаю, как страдают мои дети? Если так, то позвольте мне возразить вам. Я вовсе не бесчувственная, и я все вижу. И мое сердце разрывается от боли. Коул услышал страдание в голосе Дженет, увидел в ее глазах невыплаканные слезы, и ему стало очень стыдно. Он поднялся с кресла, тоже подошел к окну и осторожно положил руку на плечо женщины. – Простите, мадам, я не имел в виду... – А мне наплевать на то, что вы имели в виду, – оборвала его маркиза. Она резко отвернулась от окна и в упор посмотрела на Коула. Он смело встретил ее взгляд, а вот Дженет не выдержала и снова отвернулась к окну, словно стыдясь собственной слабости. В бледных лучах солнца лицо леди Мерсер выглядело изнуренным, глаза казались прозрачными. Коул подумал, что эта женщина в траурном платье, которое она носила с таким изяществом, вот-вот забьется в рыданиях. Ее лицо выражало горе, боль и чувство вины. Коул поймал себя на том, что сгорает от желания ее обнять, стереть поцелуями слезы, сверкавшие на длинных черных ресницах. Да, колдовские чары этой женщины чрезвычайно опасны, но сейчас это не заботило Коула. Он стоял к ней вплотную, мог вдыхать запах ее возбужденного тела. Казалось, что ее щеки, хрупкий подбородок, да и все лицо вылеплены из тончайшего фарфора цвета слоновой кости. Коулу захотелось взять это лицо в свои грубые ладони и целовать, прогоняя с него печаль. И тут правая рука Коула помимо его воли, словно чужая, тихонько поднялась. Медленно, очень нежно его своевольные пальцы прикоснулись к ее щеке и осторожно погладили бархатистую кожу, словно вытирая слезы, которые еще не закапали из ее глаз. К изумлению Коула, леди Мерсер опустила веки и прижалась щекой к его ладони, овевая ее прерывистым дыханием, вырывавшимся из приоткрытых губ. Коулу показалось, что земля перестала вращаться. Время застыло, и в этот миг в мире вообще не существовало никого, кроме него и этой красивой загадочной женщины. Сейчас Коул думал только о том, чтобы успокоить ее, защитить от демонов, которые, несомненно, ей угрожают. Но тут рука леди Мерсер легла на руку Коула. После секундного колебания она медленно отвела ее со своего лица и резко повернулась к нему спиной. Коул не видел, открыты ли ее глаза, его охватило глубокое чувство досады, а затем и злости на себя и на Дженет. Когда она заговорила, ее голос был спокоен и безучастен: – Полагаю, сэр, вам лучше сохранить свое сочувствие для моих детей, которые, могу вас заверить, очень в нем нуждаются. Мы поняли друг друга? Странно, но этот отпор обидел Коула, словно он исходил от старого друга, а не от малознакомой женщины. Не желая подробнее разбираться в своих чувствах, Коул постарался успокоиться. – Разумеется, мадам, – ответил он. – Прекрасно. – Дженет отошла от окна, вернулась к своему креслу и села. Наблюдая за ней и не зная, что делать, Коул машинально последовал ее примеру, как будто и не было мгновения такого высокого эмоционального накала. Безусловно, леди Мерсер именно этого и добивалась, и Коул подумал, что даже благодарен ей за такую развязку. Черт побери, что же это на него нашло? Неужели эта женщина и вправду магически воздействует на мужчин? Многие говорили об этом. И его рука поднялась к ее лицу как бы сама, помимо его воли. Внезапно мысли Коула вернулись к действительности. Леди Мерсер говорила холодно, как будто ничего необычного не произошло. – Вы можете переехать сюда, когда вам будет удобно, сэр. Если снова не передумаете. Но поймите и меня... В этом доме на первом месте стоит благополучие моих детей. Поэтому вы будете не только воспитывать и учить моих мальчиков, но и оберегать их от опасности, ограждать от нежелательного влияния, приучать их к дисциплине. – Леди Мерсер вздохнула: – Мальчики – озорники, порой они своенравны. Возможно, я и сама испортила их в последние месяцы, но я так за них тревожилась... после смерти их отца, – добавила она после секундной паузы. Коул вслушивался не в слова маркизы, а в тон ее голоса, в нем звучали интонации заботливой матери, которую искренне тревожит судьба детей, и ничего более. Таковой ей и полагалось быть. Однако Коул подумал, что слова – одно, а поступки – совсем другое. Ему не потребуется много времени, чтобы выяснить, что за мать леди Мерсер на самом деле. – Мальчики хорошие, но они избалованы, мадам, – согласился Коул. – Я обещаю вам, что не стану прибегать к телесным наказаниям. Леди Мерсер взглянула на Коула и легонько пожала плечами. – Если вам не удастся с ними справиться, сэр, то не стесняйтесь и сразу обращайтесь ко мне. Уверяю вас, я могу заставить их вести себя хорошо, поскольку они прекрасно знают, что меня не проведешь. При этих словах Коул лукаво улыбнулся: – Я думаю, мадам, мало кому удалось бы вас провести. Лицо леди Мерсер приняло удивленное выражение, она уже открыла было рот, чтобы ему ответить, но передумала и заговорила о другом: – Что касается вашего переезда, то Чарлз... мистер Дональдсон может послать кого-нибудь за вашими вещами, если пожелаете. Слова леди Мерсер натолкнули Коула на две важные мысли. Во-первых, у нее довольно фамильярные отношения со своим дворецким. Коул и раньше замечал понимающие взгляды; которыми они обменивались. И во-вторых, он не называл леди Мерсер адреса, по которому проживал. Коул решил, что отношения леди Мерсер с ее дворецким его не касаются. Возможно, этой женщине просто мало одного Делакорта. Чарлз Дональдсон энергичный, симпатичный молодой человек, а в высшем обществе случаются и более странные вещи. Дядя Джеймс называл леди Мерсер распутной шлюхой, что лишний раз подчеркивало его аристократическое лицемерие. Его связи с куртизанками и вдовами ни для кого не являлись секретом, не брезговал он и служанками. И кому какое дело, кроме Господа, что леди Мерсер предпочитает развлекаться со своим дворецким? Или с молодым красавцем Делакортом? С точки зрения морали Коул не одобрял подобное поведение, тем паче, что из этого не делалось большого секрета. Но с другой стороны, ему повсеместно приходилось наблюдать супружескую неверность. И разве грех леди Мерсер был более тяжким? Какое право имели люди оценивать чужие поступки? Да и самого Коула нельзя было назвать святошей, ведь ему с трудом удавалось сдерживать зов плоти. Усилием воли он отогнал прочь не только мысли о склонности своей хозяйки к смертному греху, но и воображаемые картины того, как она могла выглядеть в минуты грехопадения. Вопрос о том, откуда леди Мерсер известен его адрес, Коул решил задать позже. – Пожалуй, я не откажусь от своей квартиры, мадам, – наконец сказал он. – Так получилось, что у меня много вещей, главным образом книг. Если их перевозить сюда, это вызовет определенные неудобства. – Ну что вы, вовсе нет, – возразила леди Мерсер. – На третьем этаже имеется помещение, которое вы сможете занять, если пожелаете. Оно состоит из спальни, туалетной комнаты и гостиной, в которой вы будете принимать своих гостей. – Вы очень добры, мадам, но я не приглашаю к себе гостей. Свободное время я провожу главным образом в клубе или в различных организациях, членом которых состою. – А что это за клуб и организации? – поинтересовалась леди Мерсер. Коул замялся, у него не было никакого желания рассказывать о себе этой женщине. Вдруг она и впрямь обладает колдовским даром видеть человека насквозь? – Вам ничего не скажут их названия, мадам. – И все же я хочу знать привычки человека, который будет воспитывать моих детей, – продолжала настаивать леди Мерсер. – Лондонский клуб для старшего офицерского состава и Марилебонский крикетный клуб, – с неохотой ответил Коул. – И еще я член Лондонского общества богословов и Общества философов. Леди Мерсер вскинула в изумлении тонкие черные брови. – Значит, вы действительно богослов? Забавно! У Коула создалось твердое убеждение, что ее снисходительный тон имеет целью установить между ними определенную дистанцию. Леди Мерсер намерена поставить его на место. Коул почувствовал, как в нем закипает злость. – Думаю, слово «забавно» здесь неуместно, мадам. Если леди Мерсер и заметила его гнев, то не подала виду. – И еще вы сказали – Общество философов? – Она усмехнулась. – А вот мой покойный муж, насколько я понимаю, был членом общества дамских угодников. Выражение лица леди Мерсер было совершенно бесстрастным, и Коулу неожиданно захотелось рассмеяться. Да, маркиза и правда непостижимая женщина. Ученый моралист в его душе хотел было возмутиться от ее насмешек и полного отсутствия раскаяния. Минуту назад он, возможно, так бы и поступил, но сейчас его злость улетучилась, а вместо нее Коул ощутил непонятное смущение и неловкость. Леди Мерсер вновь достала из корзинки свою работу, и, приглядевшись, Коул изумился. Черт побери! Маркиза Мерсер штопает чулки? Детские, судя по всему. Как нелепо это выглядит. Что же она за женщина на самом деле? Внезапно Коул осознал, что знает о ней очень мало. Однако он тут же напомнил себе, что она ему не нравится. Да, не нравится. Однако он не мог временами не восхищаться ею. Отогнав неуместные мысли, Коул раскрыл папку и принялся излагать маркизе свой план занятий с детьми. |
||
|