"Вадим Викторович Каргалов. Вторая ошибка Мамая [И]" - читать интересную книгу автора

повелителя:
- Думаю, что это вторая ошибка Мамая...
- А первая? - весело и заинтересованно спросил Мамай, которому
нравилась дерзкая откровенность старика, единственного в Орде, кто бы
осмелился сказать подобное.
- Первая твоя ошибка - сам поход...
Мамай помедлил, сказал равнодушно:
- Вели отрубить голову...
Однако нукеры, тут же поскакавшие выполнить повеление, нашли в юрте
только труп сторожа. Пленник бежал...
Тяжко пешему в степи. Расстояния немыслимые, а шаги так коротки.
Будто на месте стоишь - почти не меняется ничего вокруг, только босые ноги
горят, сухой травой изрезанные, трещинами покрываются от зноя. И вокруг
поглядывай, чтобы разъезд ордынский не схватил, и под ноги смотри, чтобы
не наступить на степную змею-гадюку: и так - смерть, и так - смерть.
Но выдюжил Андрей, не поддался стыдной слабости: лечь в траву и
забыться, чтобы тихой смертью искупить немыслимые страдания, - и все шел,
шел по степи, стряхивая босыми ногами пыль с колючей травы.
Близ Черного леса, что стоит возле реки Воронежа, Андрея встретили
сторожа с русской заставы, переодели в гонецкое платье, обули, накормили,
дали коня и провожатых.
И началась бешеная скачка, днем и ночью. Менялись кони и попутчики, а
Андрей будто из железа выкован - все торопил, торопил. Надеялся, что так и
доскачет до Москвы - на одном дыхании. Но на последнем, самом малом
переходе, оставшись совсем один, сломился...


* * *

Разбудил Андрея Попова ослепительный солнечный луч, ударивший прямо в
лицо. Где-то рядом скрипели тележные колеса.
Андрей поднялся, зашагал на негнувшихся ногах к дороге. Хотел
окликнуть проезжего мужика, но только надсадный хрип вырвался из горла.
Мужик, заметив вывернувшегося из-за стога человека, сам придержал
лошадь. Он смотрел с любопытством и страхом на окостенелое лицо с
воспаленными глазами, на пропыленную насквозь одежду, на тонкие пальцы,
сжимавшие саблю. Страховитым показался незнакомец, непонятным, но мужик
успел заметить гонцовскую шапку на его голове и опустил поднятый было
кнут. Андрей тяжело повалился на телегу, на шершавые доски, слегка
притрушенные сеном, прохрипел:
- На княжий двор гони... Быстрей... Быстрей...
Бойко застучали копыта. Телега подпрыгивала на ухабах, опасно
кренилась, и Андрей боялся теперь одного - как бы не упасть на бегущую под
ним землю, ибо подняться еще раз он не сможет. Он прижимался к доскам
животом, грудью, лицом, раскинутыми в стороны руками.
Солнце перевалило за полдень.
Великий князь Дмитрий Иванович Московский пировал в набережных
теремах, куда ветер с Москвы-реки надувал живительную прохладу. Искрился
золотистый мед в широких чашах. Пили за князя Владимира Серпуховского и
Боровского, славного воина и достойного владетеля двух княжеств. Кто