"Варвара Карбовская. Охотник" - читать интересную книгу автора

Субботний вечер - грустный вечер, если он проходит в одиночестве. Но
идти к знакомым не хочется и звать к себе - тоже. Анна Петровна прибирает
разбросанные вещи мужа. Не надел теплую фуфайку, как глупо, нужно следить,
будто за маленьким. И жилет оставлен. Она нарочно связала из мягкой гарусной
шерсти, на охоте так легко простудиться. Жилет тоже брошен на кресле. Ну,
попадет же тебе, охотник, когда вернешься!
Все убрано. Читать не хочется. Включить телевизор? Нет, в программе
что-то неинтересное. Со стены, из рамки, прищурившись, смотрит Володя. Может
быть, он тоже сегодня на охоте? В каждом письме зовет отца поохотиться в
тайгу. Больше года не видались.
Вот и занятие найдено. Самое приятное, какое только может быть, - сесть
и написать длинное письмо Володе. Обо всем и ни о чем. Она писала только три
дня назад, ничего нового не произошло, но ведь можно написать о том, как
отец собирался на охоту, как Налька и Дамка винтовали у двери, и про погоду,
что она никак не наладится, а отец уверяет - превосходная! И о том, как она
рада за отца, что он подышит свежим воздухом...

"Володя, мальчик мой родной, ты об нас не беспокойся, мы с папой
живем очень дружно, он заботливый, предупредительный. Достал два томика
Есенина, хочешь, перешлю тебе? Собираемся на этой неделе сходить в театр.
Вообще он очень мил..."

- Очень мил, - повторяет вслух Анна Петровна, встает из-за стола,
подходит к зеркалу. Интересно, какой она была, когда он уезжал? Ничего, все
в порядке. На нее смотрят точно такие же, как у Володи, чуть прищуренные,
живые глаза. И такие же, как у него, счастливые.
Одна знакомая ей сказала:
- Анночка, ты вся светишься изнутри, как фонарик.
Анна Петровна приближает лицо к зеркалу, улыбается и тихонько говорит:
- Люблю.
Это, конечно, относится к ним обоим: к Володе и к Алексею. Володя в
письмах всегда пишет: "Целую и люблю тебя, моя хорошая Мама". И Мама -
всегда с большой буквы. Алеша тоже мог бы сказать ей, уезжая, что-нибудь в
этом роде. Но ему всегда так некогда. Да, наверно, это и смешно немножко,
прожив вместе двадцать четыре года, объясняться в любви. Но женщина никогда
не изменяет этому милому слову с двумя Ю, произнося которые нужно складывать
губы, как для поцелуя.
И сейчас ей хочется думать и говорить о своей большой любви. Говорить
со своим родным мальчиком, который уже стал взрослым мужчиной и которому она
всем своим материнским сердцем желает такой же большой и чистой любви на всю
жизнь. На всю жизнь! Она снова садится к столу.

"Я тебе писала в прошлый раз и еще раз повторяю, потому что мне
приятно об этом думать и писать: ничего нет лучше на свете настоящей любви.
Это относится ко всему: и к земле, на которой живешь, и к работе, которую
делаешь, конечно, - если она выбрана по душе, как у тебя, - и к людям. И к
тому, кто ближе всех, кто - друг, кому веришь, как самой себе. Иногда ради
такой любви совершают героические поступки, а по большей части любят просто,
вот так, как я люблю тебя и твоего отца: тебе я пишу письма и посылаю
посылочки, а отца буду ждать завтра вечером, совсем так, как Налька и Дамка,