"Варвара Карбовская. Женская головка" - читать интересную книгу автора

пошлая дрянь. Ведь Миша предупреждал ее, рассказывал о девушке с их завода.
(Миша совсем забыл о выдуманной им девушке и чуть было не спросил: "Про кого
ты?" Но Валя не заметила его удивленного взгляда, ей было не до того.) Та
девушка, может быть, одинокая, ей не с кем посоветоваться, а она, Валя,
скрыла от самых близких... Серафим Матвеич показался ей таким
необыкновенным, умным, умнее всех. Он говорил только об искусстве, о
красоте, о чистых, возвышенных чувствах, владевших скульпторами,
художниками... И как говорил! Никто никогда так не говорил с ней до сих пор.
Валя посмотрела в окно, за которым шел дождь, и тихо сказала:
- Он называл меня своим единственным солнышком, озарившим его одинокую,
трудную жизнь. Нет, подождите, не перебивайте, не только он - я подлая. Он
обещал мне, что жизнь у меня будет сплошным праздником...
- Понятно, без рабочих будней, - зло сказал Миша.
Он вскочил и забегал по комнате. Мать молчала.
- Что мы поедем с ним на Кавказ, в Крым! Нет, я не на это польстилась,
но и это тоже мне было приятно. "Маленькая, - сказал он, - я буду заезжать
за тобой в институт на машине", - и действительно, он два раза присылал за
мной машину, и Петя и Вера все спрашивали: "Чья это машина?", а я молчала и,
как сейчас помню, вся сияла, как... дура. Я верила его словам, глазам,
потом - поцелуям. Я хотела поделиться с вами своим счастьем, но он
предупредил: "Не нужно. Потом". А потом он сознался, что женат, но не живет
с семьей, а теперь порвет с ней окончательно, но для этого нужно время, а
пока нам не следует встречаться, чтобы не возбуждать лишних толков. Это он
сказал после того... - Валя закрыла лицо руками, - после разговора о
ребенке. Он сказал: "Придется пожертвовать первым ребенком, зато потом,
когда все образуется, мы будем так счастливы".
Миша остановился против сестры и смотрел на нее страшными глазами. Мать
молчала.
- Но это не все, - сказала Валя. - Он даже перестал мне звонить, тоже
будто из предосторожности. - Мне было так грустно! Вчера я пошла в музей,
туда, где мы встретились в первый раз. Опять летящий Меркурий, и Аполлон - я
уже знала, почему он называется Бельведерским, - и огромный Нил, осыпанный
толстенькими ребятишками, и Афродита... И вдруг - я подумала, что мне это
показалось, - он и какая-то девушка в вязаной кофточке! Он меня не заметил и
говорит... ох, то самое, что мне в первый раз: "Красота, чистота и
целомудренность во все века покоряют людей. Мы с вами любуемся произведением
бессмертного Праксителя"...
- Хватит! - крикнул Миша. - Хорош гусёк, Праксителя в сводники
приспособил!
- Я уеду, - глухо сказала Валя. - Я не могу жить с вами, такая дрянь...
Миша стукнул стулом об пол.
- Ты не дрянь, ты обыкновенная дура! Или нет, необыкновенная дура! - И
отбросил стул в сторону. - Валюшка, родная, никуда ты от нас не уедешь, а
этого Серафима - музейного блудотворца - жив не буду, выведу на чистую воду!
...В кабинет к Серафиму Матвеичу прорваться было не так-то легко.
Секретарша в полной боевой готовности заслонила дверь своим сухопарым телом,
зашитым в черный шелковый чехол. Миша грубо отпихнул ее и вошел.
Мише было двадцать четыре года, Серафиму Матвеичу - вдвое больше. Миша
горел и кипел, Серафим Матвеич сидел, спокойный и надменный.
- Ваша сестра? Как... Валентина Петрова? А-а, припоминаю, я доставал ей