"Михаил Дмитриевич Каратеев. Возвращение ("Русь и орда" #5) " - читать интересную книгу автора

Я тот край добро знаю. Ты бери землю по Неручи, там будет получше: место
ровное, не столько болот и оврагов, да и смерды кое-какие есть, а на Рыбнице
пусто. Да коли будет надобна тебе какая помога, только скажи! Ведь мы знаем,
какой ты боярин Снежин, - покойница мать нам открыла твою тайну, взявши с
нас клятву, что из семьи нашей сказанное ею не выйдет. Клятву свою мы
блюдем, однако теперь зачем тебе таиться? Князь наш ноне ничто, он Витовта
боится, как черт креста, и коли ты с Витовтом хорош, так он еще и тебя
бояться будет. А ежели тут одному-другому сказать, что ты сын князя
покойного, всеми любимого Василея Пантелеевича, каждый почтет за великую
радость тебе в чем ни есть пособить!
- Спасибо на добром слове, Павел Михайлович, но помощь мне едва ли
снадобится: я приведу с собой много людей из Орды. Что же до истинного имени
моего, - особо таить его и вправду нет надобности, но все же по первому
времени, доколе тут не обживусь, лучше бы его не знали. Так мне и князь
Витовт советовал.
- За нас будь спокоен, Иван Васильевич, отсюда оно не выйдет. Ну, а
семья твоя и люди когда подъедут?
- А вот, как получу надел, сразу же и пошлю к ним гонца, чтобы
выезжали, - к осени будут здесь. Но ты мне теперь о своих расскажи. Родители
твои давно ли преставились?
- Матушка померла тому уже годов двадцать, а отец всего семь лет назад,
доживши до девяноста шести. Брат мой, Григорий, скончал свои дни много
раньше, - убило его в лесу молоньей. Сестра Елена, - ты ее не знал, это
старшая из нас всех, - тоже давно ушла. И ныне остались в живых только я да
Ирина.
- А она где? - спросил Карач-мурза. - И кто ее муж?
- Нет, замуж она больше не вышла. Жила здесь дома, но еще до смерти
матери приняла постриг и ныне в Ельце, игуменьей тамошнего Богородицкого
монастыря. Ты к ней съезди, то будет для нее большая радость, она тебя часто
вспоминала.
- Беспременно съезжу, - не сразу ответил Карач-мурза, - вот только
поуправлюсь с делами. Ну, про Алтухова, Семена Никитича тебя не спрашиваю,
вестимо, его давно уже нет. А не слыхал ли ты чего про сына боярского
Клинкова, что служил у Брянского князя, а смолоду был дружинником моего отца
и звался тогда Лаврушкой?
- Как же, знавал я его. Он, уже будучи воеводой, убит на Куликовом
поле, в битве с Мамаем. Пал со славою, спасая самого великого князя Дмитрея
Ивановича, и по его воле погребен в Москве, вкупе с другими набольшими
воеводами.
- Хорошая смерть, - промолвил Карач-мурза. - Да, много уже ушло из
жизни достойных людей, да блаженствуют они вечно в садах Алла... Божьих. Ну,
а ты как живешь и доволен ли своей судьбой?
- Как тебе сказать? Семья у меня дружная, живем ладно, в достатке, а в
душе покоя нет, как прежде бывало, - все будто ждешь, что тебя кто-то сзади
кистенем по башке ударит. Правят нами чужаки-иноверцы и правят, вестимо,
так, чтобы своим, католикам, было получше, а нам похуже. Жили мы раньше по
старине, и свое право каждый знал твердо, а ныне того нет, и николи не
знаешь, что для тебя завтра придумают. Вот, к примеру, шлет король Владислав
в наши земли указ: все старые грамоты на владение вотчинами с такого вот дня
полной силы уже не имеют и, коли хочешь укрепить свое право навечно, должен