"Михаил Дмитриевич Каратеев. Богатыри проснулись ("Русь и орда") " - читать интересную книгу автора

флангового удара.
По другую сторону Большого полка стоял полк Левой руки, под началом
князей Белозерских, Федора Моложского и Глеба Друцкого. Этот полк насчитывал
двадцать пять тысяч бойцов и слева был прикрыт лишь неглубоким оврагом речки
Смолки, - таким образом, левое крыло было наиболее уязвимой частью русского
построения. Дмитрий понимал, что во время боя татары это непременно
обнаружат и постараются использовать, а потому именно с этой стороны, в лесу
за рекою Смолкой, он приказал поставить Засадный полк, численностью в
семьдесят тысяч всадников, под водительством испытанных военачальников:
князей Боброка-Волынского и Владимира Серпуховского, в помощь которым были
князья Федор Елецкий и Юрий Мещерский. Этому полку было наказано до поры не
ввязываться в сражение и ничем себя не обнаруживать, чтобы ударить на татар
только в решающую минуту, - если они начнут явно одолевать, или преследовать
и добивать их, когда побегут с поля.
К двум часам дня все полки были разведены по местам, воинам приказали
осмотреть и изготовить к бою оружие, потом отдыхать. Вскоре по всему полю
закурились дымки костров, от бесчисленных казанков, котлов и мисок потянуло
запахами каши, лука и мясного хлебова, волнами поплыл рокот негромких
голосов. Кто-то попробовал затянуть песню, но тотчас оборвал ее.
- Петь будешь, как побьем татар, - сурово сказал ему сидевший рядом
седобородый воин, - а ноне близких вспомяни да помолись!
В канун грозного сражения, решающего участь родной земли, люди были
серьезны и сдержанны, никто не сквернословил и не гомонил, точно стояли не в
поле, а в преддверии храма, в ожидании великого таинства. Но ни страха, ни
уныния не было. "Это не княжья усобица, где невесть за что подневольный
человек несет голову на кон, а война правая, за домы свои и за Святую Русь!
В такой битве и Господь и ангелы Его пособят, - беспременно побьем
поганых!" - так рассуждали и так верили воины, и за святое дело каждый готов
был к тому, чтобы лечь костьми на этом поле, коли такова будет воля Божья.
Только не все ведь лягут, - будет немало и таких, что возвратятся домой со
славою и с победой!
Поснедавши и помолясь, люди отошли от костров. Кто, найдя холодок,
улегся спать, иные, собравшись кучками, негромко беседовали, вспоминая
всякую бывальщину и род-
ные места; те, у кого не было на завтра чистых рубах, отправились к
ближайшим ручьям и речкам, постирать свои. Яркий солнечный день постепенно
бледнел и гас, как бы проникаясь томительным предчувствием близкой грозы.
Часа за два до захода солнца прискакали вестники от поставленной
впереди стражи и сказали: идут татары. Вскоре их передовые тумены показались
на открытом месте, верстах в четырех от русского стана. Взрыв свирепых
криков, долетевший оттуда, ясно говорил о том, что и они заметили
неприятеля. Потоптавшись немного на месте, - видимо в ожидании приказаний от
хана, - они продвинулись еще версты на полторы вперед и растеклись во всю
ширину поля, разбивая свой стан. До самой темноты к этому рубежу черным
потоком текла с юга несметная орда. Шла она, видно, и ночью, ибо на
татарской стороне все поле, доколе хватал глаз, светилось огнями костров и
факелов, а в лагере их почти до рассвета слышались крики, движение и возня.
Дмитрий Иванович, хотя и знал, что татары не любят воевать ночью, все же
приказал, помимо обычного охранения, выставить далеко впереди русского
войска многочисленные сторожевые посты и бдительно следить за всем, что