"Аркадий Карасик. Месть авторитета " - читать интересную книгу автора

Федорович. - Ежели не свои, родные, которые электричка откромсала, то хотя
бы протезы...
- И еще снятся победы на соревнованиях, - гудит Петро. - Вроде,
медальку повесили...
- И как он бегает по лаборатории между омами и амперами, - вкалывает
толстенную иголку бухгалтер
Гена потускнел. Мне видно, как вздрагивает он от беспощадных щипков
палатных острословов.
И эта размазня, безвольный, легкоранимый человек - умный и жестокий вор
в законе? Мысленно я жирной чертой убрал имя Гены из числа подозреваемых.
Остаются четверо... Кто?...
А супруга калеки внимательно выслушивает едкие реплики, иногда
одобрительно кивает, благодарно улыбается... Все правильно... Отлично... Я
очень рада, что муж пользуется таким авторитетом... Какая у вас хорошая
палата...
Ведь колют до крови не ее, не у нее остаются на душе ссадины. Гена
стерпит, ему полезно привыкать к инвалидному положению. Впереди ожидают
более болезненные щипки, его будут не просто щипать - пинать ногами, сжигать
на огне презрительно-жалостливых улыбочек, снисходительно бросать в шапку
мятые банкноты, посыпать пятирублевыми монетами. Поэтому не мешает
тренироваться, закаливать слишком уж ранимую душу, наращивать защитный
панцирь...
Кто посмеет осудить жену инвалида? Она ведь выполняет супружеский
долг - навещает мужа, носит ему передачи... Чего еще можно требовать от
работающей женщины?
На прикроватной тумбочке - груда снеди. Чего здесь только нет! Золотые
кругляши апельсинов громоздятся рядом с кокетливыми заграничными
коробочками, винегрет в детской кастрюльке соседствует с россыпью яблок,
бананы обнимают палку копченной колбасы.
По нашим временам, вернее ценам, - изобилие!
Фарид глотает голодную слюну, торопится выйти из палаты. Я уже знаю - у
парня в Москве нет ни друзей, ни родственников, носить передачи некому... К
тому же он тоскует - Мариам сегодня отдыхает после дежурства...
Но все же азербайджанец для меня - загадка. И не только потому, что
имеет судимость. Человек, отсидевший в следственном изоляторе, а потом - на
зоне, обязательно должен носить отпечаток пережитого. Пусть маленький, едва
заметный, в поведении, в отношениях с окружающими, в разговоре, в жестах.
Фарид начисто лишен подобных "отпечатков"... Или умело скрывает их?...
Гена лежит, обложенный подушками, и млеет. Ему покойно и хорошо. Куряка
и "такелажник", излив на безногого весь запас ехидных словечек и садистских
пожеланий, утихли. Жена, склонившись к его изголовью, что-то нашептывает.
Он, смежив бледные веки, слушает и улыбается.
- Вербилин, на перевязку!
Приглашение расплескивает по телу колючую боль. Не хочется не только
подниматься, - поворачиваться. То ли еще предстоит, когда хирург примется
ковыряться в опухшем бедре, прочищая и смазывая загнивший шов...
И все же нужно идти.
- Фарид, отвези Гену в перевязочную!
Всех в палате - по фамилиям, безногого и азербайджанца - по именам.
Заслужили. Один - веселым нравом, услужливостью, второй - беспросветным