"Аркадий Карасик. Любовь под прицелом " - читать интересную книгу авторатарелку, протирает вилки-ножи. Наскучался, бедный, вот и старается услужить.
По другую сторону - подозрительно притихший отец. Не рычит, не взрывается, даже улыбочку пристроил на лицо этакую снисходительную. Я - напротив. То прихвачу кусок жареном рыбы, то подцеплю на вилку огурчик, то отщипну кусок пирога. Оголодал за время ночных поездок, никак не утолить голод. Мать с Ольгой убирают грязные тарелки, пополняют запас закусок, украшают их зеленью. Поминутно перешептываются, чем еще порадовать дорогих гостей, бегают на кухню, копаются в недрах холодильника. Никита распаковал сумку и стал выставлять на всеобщее обозрение невиданные деликатесы. Гордится гаишник хозяйственной смекалкой, достатком в семье. Насшибал, небось, за время отсидки супруги штрафов с несчастных водителей... Конечно, но со всех подряд - выборочно. В первую очередь с владельцев роскошных иномарок. Их и пощипать не грех. - Как отпустили: совсем или на время? - интересуется отец, отправляя в рот солидный кусок балыка. - Закрыли дело или - на дорасследование? - Подписку дала, - всхлипывает Фимка. - Сказали: понадобитесь - вызовем. Даже на дачу ездить запретили, а уж в другой город - Боже сохрани! Все равно обрадовалась... Никитушка один, соскучился небось, оголодал... Никита горделиво выпятил могучую грудь. Вот ведь как заботится о муже настоящая жена! Не чета тем, намазанным и изломанным, которых мужья-бизнесмены возят в иномарках. Вошкин сказал: на Фимке вины он не обнаружил, она проходит по делу свидетельницей... - Брешет твой Вошкин! - Отец зарычал на манер дико! зверя, которому водят, подписок не берут. Признайся родителям, паршивка, помогала разбойникам или не помогала? Протоколов я не веду, разных магнитофонов в квартире отродясь не водилось - признавайся смело! Хоть мы с матерью знать будем, кого родили-растили: честную труженицу либо преступницу! Фимка сжалась, будто над ней занесли плеть. По щекам, не переставая, текли крупные слезы. - Кончай выступать, батя, - вмешался я, видя, что сестра на краю истерики, когда никакая валерьянка не помогает. - Домой заявилась из тюрьмы, ее освободили, ей сочувствие нужно, ласка, а не трепка нервов... - Сочувствие, говоришь, да? - Отец вскочил с места, яростно толкнув ногой стул, и забегал по комнате в поисках курева, которое прятала от него мать. - Где сигареты, Матрена? Сколько раз говорено - не трожь моего барахла! Я кто тебе - собака или хозяин в доме? Подавай немедля курево, а то растреплю все твое кухонное хозяйство! Мать испуганно перекрестилась. Она отлично изучила мужа, поколотит тарелки-стаканы, повыбрасывает из окна кастрюли, успокоится - хмуро примется извиняться. Она подошла к картине неизвестного художника, висящей на стене над диваном, вытащила из-за нее пачку "Примы". Отец подымил, немного успокоился, перестал кричать. - Сочувствие им понадобилось... Нервы берегут, в люльке их баюкают... А сами что вытворяют, паршивцы... Ты, Колька, думаешь, легко родителям знать про твое гуляние от жены? Признайся, пока Ольга не слышит, завел на стороне |
|
|