"Дмитрий Каралис. Автопортрет (извлечения из дневников 1981-1992 г.г.)" - читать интересную книгу автора

Приводятся рисунки с греческой вазы, где Ахилл тащит за своей
колесницей тело поверженного им Гектора, привязанное за ноги. Вопрос
школьникам: одобряете ли вы обращение Ахилла с телом Гектора? "Конечно
одобряем. Что же с этим поверженным подлецом еще делать, как не волочить его
за ноги?" Или: "Ах-ах, это не гуманно, это нам дико. Настоящие пионеры так
не поступают".
Древняя Индия. Писали индийцы на подсушенных пальмовых ветвях. Они
ввели в математику понятие ноля. Я бы хрен додумался. Сосчитать то, что есть
- понятно. Но зачем обозначать то, чего нет? Умные были люди, философы.
В долине Инда археологи обнаружили развалины городов, основанных в 3-м
тысячелетии до н. э. Во 2-ом тысячелетии до н. э. в Индию с северо-запада
проникли племена ариев. "Они смешались с местным населением и, осев на
плодородных землях, начали заниматься земледелием", - говорит учебник. В
одной фразе - несколько веков, быть может. Но видишь простенькую картинку:
вышли из леса, познакомились с местным населением, поженились, построили
хижины, распахали землю, посадили рис-пшеницу и стали жить-поживать, детей
растить.
Как про нас через 50 веков скажут одной фразой?.. "Первыми в мире
затеяли строительство коммунизма"?
Брахманам (индийским жрецам) вместо смертной власти полагалось обритие
головы. Хорошо устроились Брахманы. Всем - смертная казнь, а им - изменение
в прическе. Это как у нас лишиться партбилета.
Мой давний приятель, славный иудей Валера Барахманский, работавший
токарем на Опытном заводе Балтийского пароходства, весьма походил на
индийца. Встречу - скажу ему о Брахманах.
Если встречу.
Если он не уехал.
Лет десять его не видел.
Он читал мои первые опусы и декламировал свои стихи. Он лениво
декламировал их на заводской крыше, куда мы ходили загорать в обед: "В
вековом угаре буден, отдавая плоть и кровь, трех бл.... вскормили люди:
Славу, Дружбу и Любовь". Может, это и не его стихи, а какого-нибудь
классика. Не знаю. Мы лежали на горячей крыше, с которой была видна
территория Торгового порта и серая гладь залива, и курили липнущие к губам
сигареты "Аврора". Еще он критиковал меня за обилие драк в моих рассказах.
Ему было лет двадцать семь, а мне двадцать, и он казался мне ужасно старым,
отжившим свое. По сути дела он был первым моим читателем и критиком. Когда
через год у меня вышел первый рассказ в многотиражке "Советский водник", я
прибежал к Валерке похвастаться.
В том рассказе была не драка, но пощечина.
Я принес несколько газет и раздал их в своей бывшей бригаде,
электрикам. Особой радости за меня никто не выказал. Спросили только,
сколько за это платят.
Я побежал на токарный участок.
Мне сказали, что Валерка уволился.
Мастер Леша Молоков - молодой, но степенный парень в пиджаке с
галстуком по-хозяйски взял газету, долго читал рассказ и спросил, брезгливо
оттопырив губу:
- Это что, правда было?
- Да нет, конечно. Это же рассказ.