"Владимир Караханов. Сигнал на пульте" - читать интересную книгу автора

удовольствием причмокнул, пододвинул ко мне коробку с конфетами:
- А я по заграницам отвык закусывать, порции мизерные, да и вкус лучше
чувствуется. Да, так вот о вещах. Жена, конечно, переживала; в женщинах
много еще первобытного: блестящий металл, тряпки... Черт с ним, с барахлом.
Мне по-настоящему жаль одну вещицу. Золотые швейцарские часы; отец их в
жилетном кармане всегда носил, подарок Тагиева, был такой нефтепромышленник.
Когда отца уже давно в живых не было, ко мне все близкие приставали, чтобы
спрятал подальше, из-за той надписи дарственной. А я не прятал, ведь не в
том дело, кто подарил, а за что подарили. Отец лечил детишек, а дети все
равны. Ну, а потом и прятать незачем стало. Где бы мы ни жили, они всегда на
видном месте лежали. Если крышку приоткрыть - тиканье слышно...
Видимо, "мерзавцев" озадачила внезапно наступившая тишина, и они
просунули в приоткрытую дверь свои физиономии.
- Вот, полюбуйтесь, тут как тут и жаждут бури, спокойствие им не по
носу. Удрали мы с женой от их родителей, оставили им в Баку квартиру, так и
здесь достают...
Честно говоря, мне не хотелось уходить, но, оказавшись на улице, я
сразу вспомнил о прачечной и кражах, впервые по-настоящему осознал, что моя
фантастическая гипотеза уже приобрела характер вполне реальной версии, и
понесся дальше.
Дверь четвертая распахнулась сразу и настежь. Так открывают, когда
кого-то давно и с нетерпением ждут. В рамке дверного проема - точно ожившее
творение Рубенса, из чувства современности лишь накинувшее на себя
капроновый халатик. Мы удивились оба, но я продолжал стоять, а она тут же
исчезла. В этой и следующей кражах я не выезжал на место происшествия,
поэтому обитателей квартир знал только по допросам Асад-заде. Мое теперешнее
впечатление от хозяйки можно было передать одним словом: штучка.
Она вернулась уже в чем-то непроницаемом, и я, назвавшись, сказал, что
должен выяснить некоторые вопросы.
- Пожалуйста, входите, я ждала мужа.
Я позволил себе сдержанно улыбнуться, но она на мой скепсис не обратила
никакого внимания.
- Ваши вопросы...
- Это ненадолго. Ваш?
Она отрешенно глянула на платок, отрицательно покачала головой.
Решив, что пускаться в объяснения не имеет смысла, я прямо спросил:
- Где вы стираете?
Звонок буквально сорвал ее со стула. Из прихожей донеслись возгласы и
поцелуи. Это продолжалось долго, определенно она про меня забыла.
Наконец они появились в комнате. Одной рукой он обнимал ее за плечи,
другой тут же при входе сделал движение, собираясь швырнуть чемоданчик в
кресло, и увидел меня. Чемоданчик дернулся и вернулся в исходное положение.
Она покраснела, мягко освободилась от его руки:
- Простите, мы не виделись полгода, - и ему: - Товарищ из милиции, нас
ведь обокрали...
Как будто и их можно обокрасть! Ведь Мамонов воровал только вещи.
Конечно, она забыла, о чем я ее спрашивал, и мне пришлось повторить вопрос.
На этот раз я пустился в долгие и сбивчивые объяснения: я становлюсь
косноязычным, когда испытываю неловкость. Какой-то фарисей придумал, что так
ждут только любовников, - и в мыслях сразу "штучка". Почему презумпция