"Владимир Кантор. Соседи" - читать интересную книгу автора

родные мне дороги. А ваш Запад нет. Они стали алкоголиками, мои дяди,
спились и померли от водки. Но почему я должен любить какого-нибудь Джона
или Ганса, когда мне моих жалко, а Джона не жалко?
- Во всяком случае, мне кажется, ни Джон, ни Фриц в их алкоголизме не
виноваты!
- А вот этого я не знаю. Может, и виноваты. Потому что задают всему
миру ту систему ценностей, от которой мир трясет.
- Мир, то есть общину?
- Вы умный человек, Павел Вениаминович. Можно и так. Вы должны это
чувствовать. Вы же из Галаховых. Значит, понимаете, что такое род и семья.
Павел с тоской подумал, что статью Геннадия Ивановича Самойлова он все
равно опубликует. И это самое смешное. Опубликует своего будущего
могильщика. Потому что не опубликовать - непорядочно.
Тот же рассуждает о бабушке и дядьях, а жена его, не стесняясь,
рассказывала, что работает в фирме "по распродаже природного богатства
России", постоянно ездит в Лондон, Берлин, Париж и другие европейские
центры.
Тень длинного высокого дома легла на окна автобуса, стало прохладно.
Хотелось, чтоб остановка около этого дома продлилась бы вечно. Кто-то
облегченно вздохнул. Но автобус тронулся - и снова солнце, жара, духота.
Быть может, и в самом деле Самойлов говорил с ним так доверительно
только потому, что он из Галаховых, фамилии, известной в русской культуре,
вдруг подумал Павел сквозь давящую жару. Да-да, репутация умного человека из
хорошего рода с традицией... Хорошо это или плохо? Чуть больше двадцати лет
назад на третьем курсе он был влюблен в однокурсницу, красотку, обрусевшую
полячку, при этом генеральскую дочку. Готов был даже жениться. Но она искала
гения: "Мне нужен гений. Только за гения". "А я?" - спрашивал Павел,
поглаживая свои усы, которые тогда старался сделать похожими на усы не то
Лотмана, не то
Ницше. (Он слыл на филологическом факультете "великим человеком", да
еще шарм фамилии: знающие преподаватели спрашивали, "не из тех ли он
Галаховых", и настаивали, чтобы он как следует выяснил свою родословную.
Павел, однако, знал твердо, что он "не из тех", всего лишь однофамилец, но,
напуская туману, мычал неопределенно, что и без того свою родословную знает,
но что ему претит вся эта геральдическая возня.)
Надменная красотка усмехалась: "Нет, Пашечка, и ты нет. Тебе
происхождение твое мешает. Нет в тебе цельности и первозданности. Сам же все
о рефлексии толкуешь. А значит, не способен ни к любви, ни к творчеству.
Нет-нет, может, что-нибудь ты и создашь. Но - не первого ряда. Первых в
народе надо искать.
А вы все - интеллигенты, межеумки. На поступок не способны". "И я?" -
пыжился в ответ Галахов. "И ты, и ты. Ты умный мальчик, сам поймешь, когда
вырастешь. Ведь ты даже не уверен в подлинности твоей фамилии..."
Это уже был прямой удар. И Павел отступился, обозлившись и сказав себе,
что прекрасная паненка на самом деле, как и другие, ищет мужа повыгоднее,
только выгоду понимает не так примитивно, как прочие: в историю хочет войти.
Вроде Лауры или Лили Брик. И в самом деле, на последнем курсе она выскочила
замуж за бородатого художника, перебравшегося в Москву из-под Тамбова и
рисовавшего иконы. Но художником он оказался плохим, просто никаким, да еще
бездельником и пьяницей. Она родила ему сына и тоже начала пить. Как-то она