"Владимир Кантор. Соседи" - читать интересную книгу автора

Даша через три дня уезжала с родителями на юг, в Крым, вдруг ставший
заграницей, но доступной для российского рубля. Остаться она не могла, для
родителей она еще была несамостоятельной девочкой, только-только из школы
выбравшейся. И возражать им она еще не умела, подчинялась.
- Пиши,- сказал он, понимая, что для нее в переписке надежда укрепить
их отношения.
Она вздохнула:
- Ну как хочешь! Могу и не писать.- Она поднялась на ноги. Пойду в
ванную. Хорошо, что ты теперь без соседей. В такой маленькой квартирке да
еще соседи - это просто ужас! А теперь ремонт сделать - и можно уютно жить.
Она как бы мимоходом глянула на него и, не увидев ответной реакции,
отправилась в душ. Оттуда послышались шум льющейся воды и ее голос:
- А хочешь - приходи сегодня ко мне!.. Мои уезжают на дачу с ночевкой.
- Вряд ли!- возразил он громко.- Сегодня не могу. Я сегодня вечером в
гостях. День рождения у приятеля. Знаешь, он какое-то письмо удивительное
получил - хочу почитать...- болтал, заговаривал ее Галахов.
Ни звука из ванной. Потом вода перестала литься, и он услышал тихие
всхлипывания.
Совершенно смешавшись от ее плача, он крикнул:
- А хочешь, я тебя с собой возьму?
Она мигом возникла на пороге комнаты, сияющая, довольная.
- Очень!
Они договорились встретиться у метро "Пражская". Несмотря на
устанавливавшийся внешне европейский лоск Москвы, западное изобилие товаров,
исчезновение бесконечных многочасовых очередей, Павел чувствовал какое-то
возрождавшееся от времен
"железного занавеса" раздражение на всю европейскую линию русской
культуры - от Петра и Пушкина до всяких там Степунов,
Франков и пр. Вчера утром в институте емупришлось говорить с одним из
молодых преуспевающих политологов, автором статьи в его сборник. Молодому
человеку было едва за тридцать, но уже доктор, профессор, гладко выбрит,
коротко подстрижен, любимец ректора университета, где возглавлял кафедру
(причем с постоянной издевкой по поводу европейских закидонов ректора). В
своем тексте он доказывал, ссылаясь на Л. Гумилева, что агрессивность
свойственна русской культуре как культуре молодой, пассионарной, вступающей
в жизнь, и брюзжать по поводу криминалитета, бытового хамства и
хулиганства - значит, уподобиться почти сгнившему старику Западу. Разговор
кончился ничем, но за час до прихода
Даши молодой ученый ему перезвонил. И Павел снова возражал, напомнил
слова Розанова, как это чудовищно, прожив тысячу лет,считать себя все таким
же молодым, что все это говорит о какой-то дебильности. Не случайно Хомяков
ненавидел рассуждения о юном возрасте и детской восприимчивости русских,
восклицая, что это совсем не утешительно и напоминает "девятисотлетний рост
будущейобезьяны". И, кстати, как раз о молодости России все время твердят
западные мыслители.
Трубка хихикнула:
- Да я чего? Вычеркивайте из моего текста что хотите! Я разве возражаю,
что элита ихняя понимает? Но вот на бытовом уровне - ни капли. Тот же немец
и свою-то Гретхен по приказу сразу на мыло пустит. А нас тем более.
- Геннадий, это вы о другом. И вы, и я в Европе бывали. Вы сами могли