"Лев Владимирович Канторович. Сын Старика (Рассказ) " - читать интересную книгу автора

Никто не знал привычек басмачей так хорошо, как наш Старик.
Мы изнывали от жары, воздух был похож на расплавленный металл, и
трескалась земля, и вода в ручье напоминала жидкое масло. Было тихо. Так
тихо, будто все умерло, и даже цикады перестали трещать. Нам казалось, что
жара больше не может усиливаться, но с каждой минутой становилось все
жарче и жарче. И вот тогда-то в мертвой тишине мы услыхали топот копыт, и
дозорные наверху, над оврагом, увидели всадника. Красноармеец прискакал с
двенадцатой заставы. Весь в поту, почти обезумевший от жары, он доложил,
что банда Шайтан-бека перешла границу и идет по долине. Доложив,
красноармеец лег животом на землю возле ручья и погрузил голову в теплую
воду.
Потом мы услыхали визг басмачей и выстрелы, и в облаке раскаленной
пыли банда пронеслась мимо нас, и тогда мы выскочили из оврага и ударили
им во фланг.
Мы молча рубились с ними, а безжалостное солнце жгло нас. Ветра не
было, и пыль неподвижно стояла над нами.
Вы знаете, что значит бой в такую жару? Если вы знаете, то вам все
понятно. Рассказать об этом нельзя.
Я думаю, ад должен быть примерно таким.
Ну, словом, мы опрокинули их, взяли в кольцо, захватили всю банду, и
вот тогда-то и выяснилось, что Шайтан-бека нет. Его нигде не было.
На потрескавшейся земле лежали убитые. Жадные птицы - грифы и
беркуты - прыгали возле трупов и не боялись нас. Мы отгоняли их, и они
прыгали, не взлетая, и хрипло кричали. От них пахло гнилью. Мы осмотрели
всех убитых, а Шайтан-бека не было среди них. И среди пленных его не было.
Старик ничего не сказал. Он велел мне ехать с ним и шоферу приказал
газовать изо всех сил, и мы понеслись в управление отряда. Всю дорогу
Старик молчал.
В отряде он приказал мне связаться со всеми заставами.
Не знаю почему - прежде всего я позвонил на тринадцатую заставу. Мне
долго никто не отвечал, а потом подошел дежурный. Я спросил его, где он
был, и он сказал, что он остался один на заставе и был снаружи. Я не понял
и велел позвать начальника. Тогда дежурный ответил мне, что он уже, мол,
сказал - он один на заставе, а новый начальник с бойцами уехал. Я
разозлился и выругался: "Куда уехал? Почему ничего не доложили?" Дежурный
невозмутимо ответил, что этого он не знает, потому начальник ничего ему не
приказывал и ничего не велел докладывать.
Я побежал к Старику. Он выслушал меня и нахмурился.
Минуты три я ждал, а он молчал и пыхтел трубкой.
- Очень плохо, - сказал он потом и больше ничего не прибавил.
Через пять минут мы с ним неслись в автомобиле на тринадцатую
заставу.
Это была бешеная езда. Мы задыхались от пыли, в радиаторе кипела
вода, машина дрожала, как загнанная лошадь, и солнце, желтое солнце,
пылало на белом от жары небе.
Я не спал уже трое суток, несколько раз тяжелая дремота овладевала
мной, и я забывался, несмотря на сумасшедшие толчки. Я просыпался с таким
чувством, будто сейчас умру, и видел перед собой сутулую спину Старика и
землю, сожженную солнцем, и снова засыпал на несколько минут.
Старик торопил шофера, и мы неслись по страшной дороге со скоростью