"Иммануил Кант. Собрание сочинений т.4, часть 2" - читать интересную книгу автора

не может ли каждый утверждать, что человек от природы ни то ни другое или
что он и то и другое одновременно, а именно в одних отношениях добр, а в
других зол. Опыт, по всей видимости, даже подтверждает это среднее между
двумя крайностями.

Но для учения о нравственности вообще очень важно не допускать,
насколько возможно, никакой моральной середины ни в поступках (adiaphora),
ни в человеческих характерах, так как при такой двойственности всем максимам
грозит опасность утратить определенность и устойчивость. Тех, кто
придерживается такого строгого образа мыслей, называют ригористами (имя,
которое должно заключать в себе порицание, а на самом деле

23

есть похвала); их антиподов можно поэтому называть вольномыслящими. А
последние бывают или нейтральными, и тогда их можно назвать
индифферентистами, или примирителями (der Koalition), и тогда их можно
назвать синкретистами *.

Ответ на' поставленный вопрос о ригористическом способе решения **
основывается на важном для морали Если доброе = а, то противоречаще
противоположное ему есть недоброе. Оно бывает следствием или только
отсутствия основания добра = 0, или положительного основания,
противоположного ему, = -а. В последнем случае недоброе можно называть также
положительным злом. (В отношении удовольствия и страдания можно указать на
такого же рода среднее, так что удовольствие = а, страдние = -а, а
состояние, в котором нет ни того ни другого, есть безразличие = 0.) Если же
моральный закон не был бы в нас мотивом произвола, то морально доброе
(согласие произвола с законом) = а, недоброе = 0, а следствие отсутствия
морального мотива = а. Но мотив в нас = в. Следовательно, отсутствие
согласия с ним произвола (=0) возможно только как следствие реально
противоположного определения произвола, т. е. противодействия ему = -а, т.
е. возможно только через злой произвол; и между злым и добрым образом мыслей
(внутренним принципом максим), по которому надо судить и о моральности
поступка, нет, следовательно, ничего среднего. Морально безразличный
поступок (adiaphoron morale) был бы тогда поступком, который следует из
одних лишь законов природы и, таким образом, вообще не имеет отношения к
нравственному закону как закону свободы, при этом он не есть факт и в
отношении его не бывают, да и не нужны, ни предписание, ни запрет, ни даже
дояволение (законное правомочие).* Господин профессор Шиллер в своей
мастерски написанной статье (Thalia, 1793,3-я часть) "О грации и
достоинстве"7 в, морали не одобряет этого способа представления
обязательности как якобы заключающего в себе картезианское направление духа.
Но так как мы в важнейших принципах с ним сходимся, то и в этом случае я не
могу допустить никакого расхождения, если мы только хотим понять друг
друга.- Я охотно признаю, что к ппчятию долга именно ради его достоинства я
не могу присовокупить какую-либо грацию: понятие долга содержит в себе
безусловное принуждение, с чем грация стоит в прямом противоречия. Величие
закона (подобно закону на Синае) внушает благоговение (не страх, который
отталкивает, и не прелесть, которая вызывает непринужденность), которое