"Операция "Хаос"" - читать интересную книгу автора (Андерсон Пол)ГЛАВА 14Я знал, куда нам надо. Мой фронтовой друг, Хуан Фернандес, нашел хорошее применение приобретенным в армии знаниям. Он служил в секции пропаганды и создал там немало превосходных сценариев. Теперь он готовил уже не насылаемые на врага кошмары, а сонные серии. Передачи пользовались популярностью, и заказчики хорошо платили Хуану. По сути, все любили Хуана, если не считать психоаналитиков. Теперь, когда научные исследования привели к созданию противомагийной техники, психоанализ устарел. Хуан в прошлом году соорудил в стране своих предков дачный домик. Домик был выстроен почти на самом побережье Соноры — это одно из наиболее красивых мест Мидгарда. Фернандес пригласил меня сюда на этот месяц, и мы с Джинни запланировали на этот срок нашу свадьбу. В полдень следующего дня мы пошли на посадку. К западу от нас сиял лазурью Калифорнийский залив. Выглаженная прибоем широкая полоса песчаного пляжа, громоздившиеся ярус за ярусом утесы и, наконец, вся разворачивающаяся к востоку страна — сухая, неподвижная, жутковатая… А наш домик, возвышающийся над склоном, был окружен зеленью. Джинни захлопала в ладоши: — О, я никогда бы не поверила, что такое возможно! — Вы, жители восточных штатов, не знаете, как велика наша страна. Я был полон самодовольства. Она заслонилась от слепящего солнца и указала: — А что там такое? Я не мог оторвать глаз от ее руки, поэтому пришлось просто вспомнить. Над утесами, примерно в миле к северу от нашего домика и на несколько футов выше, виднелись полуразрушенные стены, окруженные грудами камней. В северном углу хмуро встречала ветер башня, торчащая обломанным зубом. — Ла-Форталеза, — сказал я. — Построена испанцами в семнадцатом веке. Какого-то дона осенила идея разбогатеть, разрабатывая этот край. Он воздвиг замок в качестве опорного пункта и резиденции. Привез жену из Испании. Но дела у него не заладились, и замок вскоре оказался покинутым. — Давай обследуем его! — Хорошо, если тебе хочется. Джинни положила руку мне на плечо: — Стив, почему у них не заладились дела? Что им помешало? — Да не знаю. Я не особенно интересовался Форталезой. Даже будучи человеком, я ощущал там что-то враждебное. Однажды, приняв волчий облик, я отправился туда после наступления темноты, и… это было омерзительно. Причем ощущалось не столько физически, сколько… А, не будем об этом. — Испанцы в те времена обращали туземцев в рабство, — сказала она задумчиво, — не так ли? Вообрази, сколько человеческих смертей повидал этот замок! И смерть оставила на нем свой след. Но это было давным-давно. Мы осмотрим его. Руины очень живописны и выглядят отсюда потрясающе. Если тебя действительно беспокоят привидения… — Дорогая, забудем об этом! Я не подвержен суевериям! И мы поселились в домике, действительно забыв об этом. Дом был построен в испанском стиле — белые стены под красной черепичной крышей окружали внутренний дворик, где весело играл фонтан. Дом был окружен садом. Зелень травы и листьев, красный, белый, пурпурный, золотой узор цветочных клумб завершал красоту дома. Мы были совершенно одни. Почва была насыщена Землей и Водой — следовательно, в уходе не нуждалась. Две другие стихийные силы кондиционировали в доме воздух. Кроме того, чистота там тоже поддерживалась волшебными силами (дорогостоящее это удовольствие — заклинание чистоты!). Поскольку Джинни временно выбыла из магической деятельности, она приготовила завтрак по-мексикански из привезенных нами припасов Она была так прелестна в шортах, купальнике и переднике с оборочками, что у меня не хватило духу вылезти с предложениями поучить ее готовить. Когда грязная посуда сама собой полетела на кухню, Джинни радостно взвизгнула. И на всякий случай пошла следом — вдруг какая-нибудь из тарелок захочет упасть вместо воды на пол. — Это самая современная посудомойка, о которой я когда-либо слышала! — воскликнула Джинни. Во второй половине дня у нас было много свободного времени, и мы отправились купаться в прибое. Когда солнце село, мы вскарабкались по желтой скале обратно. Эта скала была как лестница, ведущая в небо. Мы проголодались, и я поджарил на углях бифштексы. Во время еды мы молчали. Потом ушли в патио и оттуда, сидя на сбитых из досок стульях, любовались морем и держались за руки, и звезды высыпали на небо, чтобы приветствовать нас. — Давай, когда взойдет луна, сменим кожу на шкуру и чуть порезвимся, — предложил я. — Из тебя выйдет очаровательная волчица. Я бы, гм… ну, неважно! Она покачала головой: — Я не могу, Стив, дорогой. — Ты наверняка сможешь! Конечно, понадобится пустить в ход волшебство, но… — В том-то и дело. У тебя человеко-волчьи гены. Все, что тебе нужно для изменения, — это поляризованный свет. Но для меня изменение означает большую трансформацию и… Не знаю. Я чувствую, что не смогу этого сделать. Даже не могу сейчас вспомнить формулы. Вообще ничего не могу вспомнить. Все, что я знала, смешалось и улетучилось даже в большей степени, чем я ожидала. Мне придется заново пройти курс обучения по самым элементарным вещам. А сейчас… меня может изменить только профессионал. Я вздохнул. Ведь я надеялся, что мы вместе превратимся в волков. Нельзя по-настоящему узнать мир, обладая только человеческими чувствами и разумом, не используя ощущения, присущие зверю. А ведь Джинни, разумеется, часть этого мира… Что ж! — О'кей, — сказал я. — Тогда сделаем это позднее, когда ты вновь станешь специалистом. — Конечно. Мне очень жаль, дорогой. Но если хочешь пробежаться в волчьем облике сам — беги. — Без тебя — нет. Она тихо рассмеялась: — А вдруг у тебя появятся блохи? Затем наклонилась, чтобы укусить меня за ухо. И тут мы услышали шаги. Я вскочил на ноги. То, что я бормотал при этом, особым гостеприимством не отличалось. Под бархатным небом, по тропинке, змеей уходящей в глубь страны, к нам приближалась какая-то тень. «Что за черт, — подумал я. — Кто-то из расположенной отсюда в десяти милях деревни? Но…» Когда я человек, мой нос очень нечуток по моим же волчьим стандартам, но запах, который я уловил, мне не понравился. Не то чтобы это был неприятный запах. Наоборот, от его острого аромата полускрытое сумерками лицо Джинни сделалось еще прекраснее. И все же что-то во мне противилось. Я шагнул навстречу входившему в патио незнакомцу. Он был среднего для мексиканца роста, то есть ниже меня. Вдобавок он двигался так грациозно, что производил шума меньше, чем струйка дыма, и я подумал: «Может, это ягуар-оборотень?» Его гибкое тело было облачено в безукоризненно белый костюм. Сверху — темная накидка, лицо затенено широкой шляпой. Пришелец снял шляпу и поклонился. Лицо его оказалось в луче падающего из окна света. Я никогда не встречал такого красивого человека. Выступающие скулы, греческий нос, заостренный подбородок, широко расставленные глаза с зеленоватым оттенком, в которых прыгали золотые искры. Кожа белее кожи моей жены плюс гладкие, светлые, пепельного оттенка волосы. Мексиканец ли это? Скорее, последний представитель некогда существовавшей, а теперь начисто забытой расы. — Buenos noches, senor, — грубовато сказал я. — Pardon, pero no hablamos Espanol.[11] Это была не совсем правда, но мне не хотелось разводить вежливую болтовню. Я не мог сказать, был ли ответивший мне голос тенором или контральто, но в любом случае в нем звучала музыка: — Поверьте мне, добрый сэр, я владею всеми языками, какие мне могут понадобиться. Молю, простить меня, но увидев издали, что дом освещен, я взял на себя смелость предположить, что вернулся его хозяин. И я решил навестить его, дабы по-соседски поприветствовать. Выговор был столь же архаичен, как и построение фраз. Гласные, например, звучали по-шведски, хотя в предложениях отсутствовал присущий шведскому ритм. Сейчас, однако, я был удивлен сказанными словами. — По-соседски? — Обстоятельства сложились так, что мы — я и моя сестра — живем в том древнем замке. — Что? Но… — Я остановился. Фернандес не упоминал ни о чем подобном, но, с другой стороны, он и сам не был здесь много месяцев. Он купил несколько акров у мексиканского правительства, которому принадлежали и Форталеза, и окружающие земли. — Вы приобрели этот замок? — Несколько комнат замка обеспечили нам вполне комфортное существование, сэр, — уклончиво ответил он. — Мое скромное имя — Амарис Маледикто. Его рот был так четко очерчен, что было трудно заметить, как полные губы искривились в улыбке. Если бы не запах, бьющий мне в ноздри, я был бы окончательно покорен. — Вы и ваша леди являетесь гостями сеньора Фернандеса? Добро пожаловать. — Мы временно поселились в этом доме… Джинни говорила как-то по-детски, задыхаясь. Я украдкой бросил на нее взгляд и в желтом, падающем из окна свете увидел, что ее глаза блестят и что она пристально смотрит ему в глаза: — Нас… Нас зовут Вирджиния… Стивен и Вирджиния Матучек. С каким-то холодным недоумением я подумал, что новобрачным почему-то кажется, что если они теперь именуются «миссис», то это должно производить впечатление. «Миссис такая-то…» — и с этой уверенности их не сдвинешь. — Это очень мило с вашей стороны, что вы навестили нас… Пешком в такую даль… Ваша сестра тоже придет? — Нет, — сказал Маледикто. — И, честно говоря, ей было бы неприятно ваше общество. Весьма вероятно, что ее уязвило бы зрелище такой красоты, как ваша. Ваша красота породила бы у нее тоску и зависть. Ночь была наполнена ароматами цветов. Над головой, над вершинами острых утесов, сверкали звезды; внизу шумело, окутанное туманом, громадное море. И, как ни странно, речь Маледикто не казалась ни дерзкой, ни надуманной. Я увидел, что Джинни залилась румянцем. Она отвела взгляд от глаз Маледикто. Ее ресницы затрепетали, словно птичьи крылья, и она смущенно ответила: — Вы так добры. Не хотите ли присесть? Он снова поклонился и мягко опустился на стул, перелившись, словно вода. Я дернул Джинни за рукав, подтолкнул ее к дому и зашипел с яростью: — О чем ты думаешь? Теперь этот тип застрянет тут на час, если не дольше! Она, не обращая внимания на сказанное, стряхнула мою руку с таким гневным жестом, которого я не помнил со времен нашей последней ссоры. — Не выпьете ли немного коньяка, сеньор Маледикто? — спросила она, улыбнувшись ему своей лучезарной улыбкой. — Я принесу. Или, может быть, хотите сигару? У Стива есть «Префектос». Я сидел, пока она суетилась внутри дома. Какое-то мгновение я был слишком разъярен, чтобы выговорить хоть слово, но первым заговорил Маледикто: — Очаровательная девушка, сэр. В высшей степени восхитительное создание. — Она моя жена! — взорвался я. — Мы приехали сюда, чтобы провести наш медовый месяц в одиночестве… — О, прошу вас, не подозревайте меня в дурных намерениях! — его самодовольный смех смешался с бормотанием моря. Он сидел в тени, и я мог разглядеть только нежные, расплывчатые очертания — черное и белое. — Я все понимаю и не осмеливаюсь испытывать ваше терпение. Не исключено, что позже, когда вы познакомитесь с моей сестрой, вам доставит удовольствие… — Я не играю в бридж. — Бридж? А, верно, вспомнил. Это новая карточная игра, — он небрежно отмахнулся. — Нет, сэр, мы ни других, ни себя не должны заставлять делать то, чего они не хотят. И с другой стороны, мы должны прийти с визитом туда, где существует некто, желающий — пусть даже и невысказанно — нашего появления. И теперь я не в силах ответить на вежливое приглашение вашей леди неблагодарным отказом. Не беспокойтесь, сэр, мой визит продлится очень недолго. Что ж, как всегда, вежливость смягчает гнев. Маледикто мне по-прежнему не нравился, но теперь я мог анализировать свои мотивы, и моя враждебность по отношению к нему уменьшилась. Ярость превратилась в какое-то громадное неприятное чувство третьего лишнего. Что-то исходящее от него — возможно, его духи — заставляло меня желать Джинни более, чем когда-либо прежде. Но ярость вновь вспыхнула, когда принесшая коньяк Джинни начала вертеться вокруг него. Она щебетала слишком громко и слишком много смеялась и, наконец, принялась настойчиво зазывать его к нам завтра пообедать. Я угрюмо прислушивался к их беседе. Он говорил гладко, вкрадчиво, остроумно, но ни разу не ответил прямо на касающиеся лично его вопросы. Я сидел и про себя повторял все, что скажу Джинни, когда он уберется. Наконец он поднялся: — Не смею больше вас задерживать. Кроме того, дорога на Форталезу проходит по скалам, а я знаком с ней недостаточно хорошо. Так что для того, чтобы не сбиться с пути, придется идти немедленно. — Но это может быть опасно! — Джинни обернулась ко мне. — Ты должен проводить его до дома. — Не осмелюсь позволить себе доставить вам подобное затруднение, — возразил Маледикто. — Это минимум того, что мы можем для вас сделать. Я настаиваю. Это не займет у тебя много времени, Стив. Ты говорил, что тебе хочется пробежаться в лунном свете? Глянь — луна почти поднялась. — О'кей! — весьма нелюбезно рявкнул я. Действительно, на обратном пути я смогу превратиться в волка и несколько сбить свою злость. Если же я попытаюсь с нею спорить прямо сейчас и выскажу все, что чувствую, остаток ночи будет… Это будет уже не ссора, а целый Армагеддон. — Пойдемте. Он поцеловал ей руку. Она попрощалась таким нежным, таким дрожащим голоском, словно влюбленная в первый раз школьница. У Маледикто был фонарик, который бросал на дорогу маленькую прыгающую лужицу света, выхватывая из сгущающейся перед нами темноты то камни, то кусты полыни. Лунное зарево над восточным кряжем разгоралось все ярче. Я чувствовал, как звенят мои натянутые нервы. Какое-то время мы наискось поднимались по склону. Тишину нарушало лишь поскрипывание наших туфель. — Вы не побеспокоились взять с собой светильник, сэр, — сказал наконец Маледикто. Я хмыкнул. С какой стати говорить ему о колдовском зрении? Я также ничего не сказал ему о том, что я волк-оборотень, которому, чтобы переменить обличье, не всегда нужно использовать фонарик. — Итак, вам придется взять мой, — продолжал он, — в противном случае обратный путь может оказаться чрезвычайно опасным. Я знал это. Обычный человек был бы подобен слепому на этой тропе — даже при ярком лунном свете. Тропа почти стерлась, разглядеть ее было трудно, и все вокруг сделалось искривленным и заполнилось тенями. Если человек потеряет голову, он будет бродить, сбившись с пути, до самого рассвета или скорее всего свалится в пропасть и разобьет себе череп. — Я зайду за ним завтра вечером, — Маледикто удовлетворенно вздохнул. — Ах, сэр, ваше прибытие сюда — это такое редкое счастье! Новобрачные так переполнены любовью, а Сибелита томилась, пылая, столь же долго, как и Амарис. — Ваша сестра? — спросил я. — Да. Не хотите ли, если вас не затруднит, встретиться с ней этой ночной порой? — Нет. Снова воцарилась тишина. Мы спустились в окруженное утесами ущелье. Там было темно, как в утробе. Я уже не видел ничего, кроме тусклого отблеска воды и лунного сияния наверху. В свете холодных и очень далеких звезд я рассмотрел утесы, что возвышались надо мной. Утесы походили на клыки. Казалось, что мы с Маледикто — последние люди на земле, оставшиеся в живых. Он остановился. Его фонарик вдруг потух. — Доброй ночи, синьор Матучек! — крикнул он и звонко расхохотался. В его очаровательном смехе звучала злобная радость. — Что? — Сбитый с толку, я заморгал, всматриваясь в мрак. Тьма сомкнулась вокруг меня. — Что вы имеете в виду, черт побери? Мы еще не дошли до замка! — Согласен. Отправляйтесь туда, если вы того хотите… и если сможете. Я услышал, как он отправился по тропинке обратно. Камешки под его ногами уже не хрустели. Шаги были мягкие, быстрые, словно прыжки зверя. Он направлялся к нашему дому. Мгновение я стоял, словно вылитая из свинца статуя. Я слышал малейшее движение воздуха, шорох полыни. Слышал океан. Затем грохот сердца заглушил все другие звуки. — Джинни!!! — завизжал я и кинулся вслед за ним. Ноги соскользнули со скалы, я упал, разбив до крови руки. Шатаясь, поднялся. Отвесные утесы и обрывы швырнули обратно мои проклятья. Спотыкаясь, я спустился вниз по откосу, продираясь сквозь кустарники и кактусы. Потом споткнулся обо что-то. Снова упал. На этот раз я ударился головой о булыжник. Удар не был серьезным, но боль пронзила все тело, в глазах взорвались огни, и минуты две-три я лежал без сознания. |
||
|