"Григорий Канович. Продавец снов (повесть)" - читать интересную книгу автора

- Холодно,- жалуюсь я.- Может, зайдем в зал, клюкнем по сто боевых и по
кружке пива?..
- А что? Идея совсем неплохая,- неожиданно соглашается Идельсон -
неисправимый трезвенник.
У облезлой стойки бара толпятся заспанные пьяницы.
Дым, икота, мат.
Сквозь шум доносится голос диктора. Не скрывая своей пугливой радости, он
торжественно, абзац за абзацем, читает по-литовски рассекреченный доклад
Хрущева на двадцатом съезде.
- А мы, олухи, подумать только, по усатому плакали, когда его в Москве
хоронили. Стояли на Кафедральной площади... у подножия горы Гедиминаса и
ревели.
- Я не стоял и не ревел... В те дни меня вообще не было в Вильнюсе,-
обрывает меня Идельсон.- Я не плакал даже тогда, когда мама в гетто от
голода умирала... А уж для них, псов поганых, у меня ни одной слезы нет...
- Но они же нас спасли... Что бы с нами было?
Натан хмурится, смотрит на меня, на пьянчуг, которых, судя по всему, куда
больше интересует похмел, чем проклятый культ личности.
- А ты, брат, не о том думай, что бы с нами было, а о том, что с нами,
спасенными, будет, если мы тут застрянем...
- Большинство же, Натан, сидит на месте... Ты всегда был первым... И в
классе, и...
- Первый никогда не остается последним. Твое здоровье! - перебивает меня
Натан и чокается.- По закону равновесия у меня все будет хорошо.- Идельсон
оборачивается, смотрит через окно бара на заснеженный перрон.- Плохо мне уже
было... И слишком долго...- Он выпивает, крякает.- Пока, кроме тебя, никто
из ребят на вокзал не пришел. Да-а-а, не в Сочи еду и не в Ессентуки...
- Витька Тягунов, тот точно не придет. У него папаша в эмгэбе служит...
Зарецкий тоже вряд ли появится, мачеха - парторгесса на "Красной звезде"...
У Арика Берлина - аппендицит.
"Граждане пассажиры! Скорый поезд "Москва - Варшава" прибывает на третью
платформу третьего пути..."
Скрип тормозов, лязг буферов, топот.
- Что-то, наверно, с ним случилось, что-то случилось,- безостановочно
повторяла Николь.
И я очнулся: поезд "Москва - Варшава" отошел от перрона, диктор дочитал
доклад, в зале ожидания, усеянном окурками и заплеванном семечками, тихо и
застенчиво зазвучал вальс из "Лебединого озера", только крупные хлопья снега
кружили в памяти и студили виски. Мы сидели с Николь в холле
четырехзвездочной гостиницы "Париж энд Лондон", где Идельсон снимал
одиночный номер, притихшие и подавленные, и с нетерпением ждали пропавшего
Натана.
Приближалась полночь, но его все не было.
Николь то и дело вскакивала с места, бросалась к автомату, звонила в
больницу Ротшильда, в полицию, лихорадочно листала телефонную книгу, в
которой значились сотни Дюбуа и десятки Майзельсов, возвращалась в холл,
плюхалась в кресло, но через минуту снова вспархивала, как вспугнутая ночная
птица, и снова терзала диск.
- Может, его в больницу положили?
- Нет, нет,- встряхивала она челкой, не спуская глаз с входной двери, каждый