"Максим Каноненко. Желтые береты (Рассказ)" - читать интересную книгу автора

остановило.

Те, что с бородами быстро отъехали. Я пошел, как водится, к начальнику
поезда и взял какого-то еще дерьма болгарского. Говорил мне друг мой
восточный Слободан, чтобы я этого ничего не пил, но альтернатива-то где?
Сели, короче, продолжать стали. Выясняется вдруг, что она поэт,
представляете себе такой облом? И ну давай мне стихи свои читать. Ну я
слушал. Внимательно и безрезультатно. Утром на перроне получил от нее
телефон и просьбу звонить. Я этот телефон, естественно, затерял. Она
цитировала мне Борхеса.

Убей бог, не помню, куда я делся с перрона. Престарелая девственница совала
мне свою квартиру, а я не мог себя найти. Не прохиляла ее пыльность. Она
злилась. Она пыталась укусить меня за голову, мня младенцем с черепной
мягкостью. Зубы ломались и девственница заинтересованно отбегала. Я
восторженно улюлюкал вослед. Люди вокруг задумались. Я ушел.

Выпил. Невский. Иду. Вроде зима. Свежие пионеры. Мы кричим Виктор -
подразумеваем Веня! Мы кричим Веня - подразумеваем Виктор! И оргазмируют.
Ну тут уж я возмутился - какого черта орете?! А фамили ваша? - грозно и
независимо взывает ко мне воблоподобная вожатая, потряхивая отвислыми
грудями с исписанным ксивником. Сорокин, - говорю. Отпускают. Ухожу.
Чувствую недоброе. А может вы еще и Борхеса читаете? - ехидно и через
плечо. Мне в затылок попадает камень. И ладно бы просто камень, а то
грязный какой-то асфальта кусок. Я его, естественно, подбираю и изящно
отправляю назад, прям этой стерве в лоб ее морщинистый.

Убил на хуй.

Довольный стал, дальше иду. Надо, думаю, еще чего-нибудь выпить. Нашел
чего-то, выпил, а в глазах этот ее берет желтый, как яичница, и улыбочка
эта дурацкая - надо ж так было? И еще выпил. Выпил и чувствую - вот сейчас
обкладывать начнут. Бегу к Дворцовой, а там пусто, видно все. И палец
посередь торчит, а я ощущаю - сейчас уже сирены завоют. И идет навстречу
какой-то откровенный урод, любой другой посмотрит - так, ничего особенного,
но я-то вижу! Вижу - обкладывают. Он мимо прошел, я ему: Здравствуйте, он
мне: Добрый день, а я его за шею хвать - он удивленно так смотрит. Я пальцы
сильнее сжал - он совсем растерялся, сказать что-то хочет, руками замахал.
Я еще сильнее. У него глазенки повылазили, язык вывалился и синий весь
такой. Бросил я его прямо тут, на площади, и ну бежать - дальше, к
набережной. Бегу и думаю - надо бы еще чего-нибудь такого выпить. Бегу.
Вижу. Машина милицейская стоит, чинят что-то. Думать быстро надо - это я
умею. Хватаю кирпич, подбегаю к одному - по темечку с замахом, он и
сказать-то ничего не успел на прощание. Лицо все красное стало, течет и
течет по кирпичу милицейский ум. Ну, думаю, кино. Другой ну давай из под
лайбы вылазить, а я тут как тут, ногой по домкрату дал изо всей силы. Она
нежно так опустилась, со вздохом томным, и диском обнаженным по вые его
гладко выбритой. Погрузилась и отделила. Смотрю - торчат шланги внутренние,
жизнедеятельность утихает. Провел я пас его головой безфуражной в ближайшую
подворотню и думаю - вот, хорошо. В машине сразу нашел, не бог весть что,